– У меня пять таких писем, и было очень легко изменить «Гилберт» на «Джайлз». Прочитать, какое нежное любовное послание ты адресовала мне?

Лайонин покачала головой. Теперь она все поняла. В детстве она была большой мечтательницей, и снисходительный отец разрешил единственному ребенку научиться читать. Только она изучала не риторику, не писание, а маленькую книгу рыцарских романов, тайно приобретенную в Лондоне ее матерью. Лайонин без конца перечитывала сборник и умоляла странствующих менестрелей рассказывать все новые истории. Вскоре она стала сочинять их сама и часто перелагала на музыку и пела родителям в спокойные вечера. Не так давно она придумала себе возлюбленного, сильного и храброго молодого рыцаря, и стала писать ему письма. Она знала, что держит Джайлз в руке, уже причинившей так много бед. Это конец всем надеждам на счастье с мужем; тонкая нить, связывающая их, не выдержит очередного удара.

– Лайонин, твои мысли так легко прочесть. Неужели он настолько тебе не доверяет?

– Чего ты хочешь от меня? – устало спросила она.

– Золота.

– У меня нет ничего, кроме одежды. Он ничего мне не дал.

– Не считай меня глупцом.

Он выглянул за дверь конюшни, увидел, что пламя больше не поднимается над каменной стеной, и вновь повернулся к Лайонин:

– Вижу, твой муж усмирил пожар быстрее, чем я предполагал. Слушай меня. Он очень устал и вскоре крепко заснет. И тогда ты сбросишь мне драгоценности из мешочка у него на поясе.

– Нет! Я не могу!

– Попробуй только ослушаться! Или хочешь стать вдовой?

– Ты сам не знаешь, что несешь! Забыл, что он – Черный Лев?

– Зато ты помнишь! – прошипел он. – Да, я не похож на этих знатных рыцарей. Они живут по правилам, которые не имеют для меня смысла. Как, по-твоему, я пробрался в замок? Никто не обращает внимания на простого крестьянина. Думаешь, он заметит серва, проходящего мимо? Ничего и не заподозрит, пока я не воткну ему нож между ребер.

У Лайонин отнялся язык. По спине пополз холодный озноб, медленно кравшийся, подобно скользкой ядовитой сороконожке.

– А, значит, я верно рассчитал! А теперь мне пора. Делай, как сказано, и не думай меня предать!

Он оставил ее почти без сознания, дрожавшую всем телом. Что ей теперь делать?

Она пробралась в опустевший донжон, пытаясь двигаться скорее, но так и не смогла. Грузно опустилась на стоявший в углу табурет и прислонилась к холодной стене.

Ах, если бы она послушалась Ранулфа! Уехала бы с ним сразу после венчания. Если бы не вышла вечером в сад… Как жаль, что нет матери рядом! Она так одинока! И никого, кроме мужа, который яростно овладел ею ночью, а днем предложил перемирие, которого ни в коем случае нельзя нарушать!

Джайлз, конечно, безумен. Ни один нормальный человек не способен на такие поступки! Теперь она ясно видела то, чего много лет не замечала. Недаром Мелита говаривала, что дочь всегда рада пригреть бездомных и калек, будь то поросенок, щенок или человек, и, как смеясь утверждали все, превращала ворону в павлина.

Но Джайлз… Она вспомнила, как впервые увидела его. Мальчишка скрывался в темном углу, боясь собственной тени, подавленный превосходством двух старших братьев-красавцев, хотя обожал прелестную семилетнюю девочку, названную в честь львицы и любимую всей округой. Лайонин почти не взглянула на двух старших мальчиков, зато немедленно пригрела Джайлза, маленького, спотыкавшегося на каждом шагу: тонкие ноги почти не держали его.

Сэр Джон громко запротестовал, когда дети, хоть и ровесники, но невероятно разные во всем, неожиданно взялись за руки и вышли во двор, под апрельское солнышко. Но Мелита успокоила его, и они долго смотрели вслед парочке.

Следующие десять лет Лайонин и Джайлз почти не разлучались.