— Вы дружите с Хару?

Они внезапно притихли и прижались друг к другу. Та, что повыше, стройная и симпатичная, выпалила:

— Мы не любим Хару! Ее никто здесь не любит!

— Почему? — спросил Сано.

— Злая она, — отозвалась другая. Ее круглое личико скривилось от неприязни. — Колотит нас, чуть что не по ней. Малыши ее и вовсе боятся. Она вечно их дразнит.

Сано слушал, не веря своим ушам. Показания детей и Хару оказались взаимоисключающими. Рэйко наверняка очень расстроится, узнав, что сироты, якобы обожающие Хару, считают ее задирой. Сано понял: эти свидетельства злонравия Хару пополнят его копилку обвинений. Если она жестоко обходилась с детьми, значит, вполне могла умертвить мальчика, найденного при пожаре. Сано смешался. С одной стороны, ему не терпелось раскрыть дело, а с другой — уязвляло то, как они с Рэйко громоздят доказательства за и против Хару, словно военачальники двух неприятельских армий. И хотя проигрыш его не вдохновлял, он был готов согласиться с виновностью Черного Лотоса по одному пункту.

Видимо, Хару успела насолить стольким, что, едва появился повод, ее обвинили в поджоге и убийстве, как она и призналась.

Вернулись мальчишки с мячом. Один из них произнес:

— Можете не рассказывать старшим, как Хару обращается с нами, — все равно толку не будет. Это ничего не изменит.

— Почему же? — удивился Сано.

— Хару — любимица первосвященника Анраку. Поэтому ей все сходит с рук.

Сано понял, что должен поговорить с первосвященником. Во время его прошлых визитов Анраку, уединившись, выполнял священные обряды и Сано не видел необходимости тревожить его, поскольку тот не был ни свидетелем, ни подозреваемым. Но теперь спросить его о Хару стало делом первостепенной важности.

— Я пытаюсь узнать, кто устроил пожар, — сказал Сано детям. — Может, вы что-то слышали или видели?

Мальчики покачали головами. Старшие девочки переглянулись, и та, что смазливее, сказала:

— Это все Хару.

Дети частенько выдумывают или повторяют то, что слышали от других. Как отец, Сано чувствовал некоторую ответственность за этих ребят, оставшихся без родителей. Поэтому отослал мальчиков играть и только затем спросил у подружек:

— Как вас зовут?

Хорошенькая девочка назвалась Юкико, а круглолицая — Ханако.

— Так вот, Юкико-тян и Ханако-тян, нельзя обвинять кого-то, если нечем подтвердить свои слова. Вы решили, что Хару подожгла дом, потому что другие так говорят?

Девочки снова обменялись взглядами. Затем Ханако сказала:

— В ночь перед пожаром, вместо того чтобы пойти спать, мы следили за Хару.

— Она всегда по ночам убегает из спальни, — добавила Юкико. — Нам хотелось пойти за ней и разведать, куда она ходит.

— Мы подумали, что если бы застали ее за какой-нибудь пакостью, то смогли бы… хм… рассказать об этом старшим, — сказала Ханако. — Первосвященник Анраку узнал бы, какая она гадкая, и выгнал бы ее.

Сано оторопел, обнаружив такие мстительность и хитроумие у невинных чад. Должно быть, осуждение отразилось на его лице, потому что Юкико поспешила добавить:

— Нет-нет, на самом деле мы не собирались на нее доносить. Просто хотели припугнуть, чтобы она перестала нас мучить.

Желторотые шантажистки расстроили Сано окончательно. Казалось бы, еще дети, а как рано научились «премудростям» жизни!

— Что же произошло? — спросил он.

— Когда в храме пробило полночь, Хару вылезла из постели и сбежала из приюта, — рассказала Юкико.