Корабли Вассиана Фессалоника пристали к берегу, — попробуй-ка определи ночью, где мель, где порог, где камень. Вот и стояли, дожидаясь утра. Отдыхали, загасив ненужные костры и выставив охрану, которую, по мнению Хельги, вообще не стоило бы выставлять вдоль берега, всё одно ничего не разобрать, вот лучше б оставить часовых на каждом судне. Однако никто здесь его советов не спрашивал, а он сам и не особо-то рвался их давать, больно надо! Сиди себе, голову ничем не заморачивая, окруженный почтением, — милое дело. Сам купеческий староста Вассиан, с подачи Евстафия Догорола, дай боги ему долгой и счастливой жизни, относился к неожиданным попутчикам подчеркнуто вежливо, как к очень важным персонам. Что уж там наплел про них Евстафий, пусть будет на его совести, но почтение оказывали вполне искреннее, даже надоедать стало, когда тебе кланяются по каждому поводу.

   Нет, конечно, поклоны — вещь хорошая, но не столько же! Видно, права пословица, что на юге легче гнутся спины. А так, что ж... Хорошая еда, вино, когда пожелаешь, отдельные шатры — это было неплохо, особенно для Ладиславы. Показываться без нужды на людях Хельги ей строго-настрого... не то чтобы запретил, но не рекомендовал. Уж больно сладкая девка, мало ли... Чай, найдутся желающие на этакий цветок. Вон, уже скрипнули доски... и как раз в той стороне, где шатер. Ярл неслышно поднялся со скамьи, прислушался... Ну, так и есть! Кто-то прется. Что ж, придется отвадить непрошеных гостей, только осторожней, не свернуть бы кому-нибудь случайно шею, ни к чему это...

   Хельги скорее почувствовал, чем увидел, возникшую у мачты фигуру. Бесшумно сдвинулся влево, нагнулся... и ловким движением перекинул через себя чье-то легкое тело. Положил на скамью, закрывая ладонью рот... потом медленно отпустил, приставив к горлу лезвие кинжала. Сказал, как помнил, по-гречески:

   — Говори, кто ты?

   — О, ярл... — прошептал нежный девичий голос. — Ты чуть не убил меня.

   — Просто я стерегу твой покой, Ладия, — усмехнулся варяг, умышленно назвав девушку так, как ее называли все. И чего ее только понесло из шатра?

   — Сон нехороший приснился, да и... надоело там, в шатре, за целый-то день. Ты ведь мне днем выходить запрещаешь.

   — Так надо.

   — Надо... — Ладислава сглотнула слюну. Ей так хотелось прижаться сейчас к груди молодого ярла, собственно, она за тем сюда и шла, но... Но оробела. Уж слишком неприступным и гордым был этот северный князь.

   Князь... Ведь именно так, говорят, звучит слово «ярл» по-славянски. Князь... Или знатный боярин, что в лоб, что по лбу. Ей не ровня. Кто она-то? Простушка с Ладоги, ни знатного рода, ни богатств особых. Бывшая рабыня к тому же. Кто она этому ярлу? Никто. А кем мыслит стать? Женой? Ха-ха! В лучшем случае наложницей... или даже нет — девушкой на один день, вернее, на одну ночь. Да пусть бы и на одну ночь!!! О, Велес, о, Мокошь, о, Род с рожаницами, да что же она такое думает? Да разве приличны такие мысли девушке? И тем не менее...

   Осторожно приподнявшись на скамье, Ладислава придвинулась к ярлу, так близко, что почувствовала щекой его дыхание. Сердце ее билось столь громко под тонкой туникой, что, казалось, слышно на всю ладью, на весь берег, на всю реку. А он... Как сидел, так и сидит! Бесчувственное полено.

   Позади них, на носу судна, послышалось чье-то бормотание и тяжелые шлепающие шаги.