Море еще покачало его и вроде успокоилось окончательно.
Прошло много времени, прежде чем рассвело. Солнечные лучи прогнали мрак ночи. Ветер разогнал тучи, пригнав им на смену редкие перистые облака. Какая-то особенно злокозненная волна резко качнула бочонок, разбудив задремавшего под самое утро дона Себастьяна. Тот встряхнулся, поежился и выпрямился.
Вокруг мерно плескались волны. Откуда-то слева донесся одинокий вскрик чайки, но самой птицы дон Себастьян так и не увидел. Возможно, ему просто почудилось. Тем не менее, кое-как повернув свою бочку, он некоторое время усиленно греб руками в том направлении. Помнится, боцман Наррис как-то говорил дону Себастьяну, что даже морские птицы предпочитают держаться ближе к берегу, и, стало быть, как их увидел — можно и землю начинать высматривать. Эспада так и поступил, но, увы, никакой земли не увидел. Только из сил выбился. Между делом заметил, что из-за пояса торчит только одна пистолетная рукоятка. Когда и как он потерял второй пистолет — Эспада припомнить не смог и расстроился окончательно.
И какой черт его дернул отправиться в Новый Свет? Правда, в Старом Свете после окончания войны с Францией делать было совершенно нечего. Да еще та дуэль, после которой пришлось срочно уносить ноги из столицы. В родном Кадисе дела шли ничуть не лучше: шансов продать свое умение владеть шпагой было меньше, чем в Мадриде, а вот размахивать ею бесплатно приходилось столько же. Нет, по правде говоря, выбирать не приходилось. Ему еще повезло, что на «Сан-Фелипе» срочно требовался командир мушкетеров. Эспада отплыл не пассажиром, который должен платить за место на корабле, а офицером, которому, наоборот, платили. Точнее, как и всем остальным солдатам, ему должны были заплатить по прибытии в Картахену.
И сколько их, офицеров и солдат, доберется до нее?
Почему-то из всей сотни в памяти всплыл Элами. Самый молодой из мушкетеров, но храбрости ему было не занимать. Тоже, кстати, дон. А вот его имени Эспада так и не смог припомнить. Элами — это прозвище, которое ему дали на корабле в самом начале путешествия. Тогда, во время первого шторма, на орудийной палубе с цепей сорвало пушку. А ведь там не какие-нибудь мушкетоны стояли. Солидные орудия. И вот это орудие в такт качки носилось туда-сюда, угрожая пробить борт. Солдаты и канониры его ловили, а оно, в свою очередь, пыталось их раздавить. Элами запрыгнул на орудие сбоку, вцепился в лафет и радостно крикнул:
— Я его поймал!
Тут палубу качнуло в другую сторону. Мушкетер только и успел поправиться: «эл а ми». В смысле, «он меня». И уехал верхом на орудии к другому борту, поскольку руку намертво зажало между стволом и лафетом. Так он и катался верхом, пока сбежавшую пушку не посадили обратно на цепь. С тех пор солдата иначе как Элами и не называли.
Эспада усмехнулся при этом воспоминании и тут же встряхнулся. Как можно думать о таких пустяках, стоя на пороге вечности?! Ну хорошо, не стоя, а сидя верхом на бочонке, но не будем придираться к таким мелочам. Здесь надо бы что-то более возвышенное, торжественное, словом — подходящее случаю. После недолгих раздумий Эспада тихонько затянул «Глорию». В сольном исполнении дона Себастьяна церковный гимн вышел больше похожим на походный марш, но какого черта?! Он был один посреди моря и готовился отдать Богу душу. Господь его не торопил. Эспада допел гимн до конца, и только тогда откуда-то свыше прозвучало:
— Доброе утро, сеньор!
Эспада поднял голову. Он не удивился бы, увидев прилетевшего за ним ангела, но его окликнул человек. Обернувшись на голос, дон Себастьян увидел корабль. По форме тот напоминал «Сан-Фелипе», только корпус был выкрашен в темно-красный цвет да корма была повыше, но над ней также развевалось золотисто-пурпурное знамя Испании. Оттуда, с кормы, его и окликнули. Высокий человек в темном костюме облокотился на перила и приветливо махал рукой. |