Я рассказал свой первый "опыт", и брови Фрея приняли угрожающее положение, а трубочка захрипела.

На следующий день я, конечно, опять не застал Райского; то же было и еще на следующий день. Отворявший дверь лакей смотрел на меня с полным равнодушием человека, привыкшего и не к таким видам. Эта скотина с каждым разом приобретала все более и более замороженный вид. Я оставил издателю письмо и в течение целой недели мучился ожиданием ответа, но его не последовало.

- Возьмите рукопись, и ну их к черту! - советовал Фрей.

- Это неудобно: может быть, и заплатят!

Брови Фрея сильно сомневались в возможности такого исхода, а мне в утешение оставалась только вера, - не хотелось расстаться с блестящей иллюзией.

"Только редактор" был постоянно дома и вечно что-то такое строчил. Он старался успокоить меня разными остроумными предположениями, не забывая выгораживать свою личную неприкосновенность.

- Да, мы разделяем общую участь, - повторял он. - Вы видите, что я постоянно работаю. Одних рукописей сколько приходится перечитывать, а потом поправлять их.

- А как вы думаете, Райский заплатит что-нибудь?

Этот вопрос заставил руки "только редактора" раскинуться в такой форме, точно я пригвождал его ко кресту.

- Могу сказать только про себя и о себе, что я... Знаете французскую поговорку: "La plus jolie fille du monde ne peut donner que ce qu'elle a"*.

______________

* "Даже самая красивая девушка не может дать больше того, чем она располагает" (франц.).

Поговорку я слышал в первый раз, и она стоила мне около пятисот рублей.

"Только редактор" для меня лично навсегда остался неразрешимой загадкой, как шестой палец. Он имел специальное образование, знал три языка, где-то служил и кончил тем, что сделался редактором сомнительного журнала "Кошница". Можно проследить даже периоды появления таких никому не нужных журналов, которые разделяют печальную участь писем, отправленных без адреса. Какими путями зарождается мысль о таких журналах, как они осуществляются и как находятся люди, которые решаются отдавать им и деньги, и труд, и энергию? Впоследствии я встречал много таких людей, которые как-то бочком всю жизнь проведут "около литературы". Замечательно то, что именно эти люди с особенной беззаветностью преданы литературе и для нее готовы пожертвовать всем. Впрочем, есть целая категория так называемых "друзей артистов", и к ней примыкают "друзья литературы". В этой пестрой и оригинальной среде много лишнего, и подчас сюда вторгаются даже совсем нежелательные элементы, как издатель Райский.

Опыт с "Кошницей" имел для меня только то значение, что послужил предостережением не делать таких опытов в другой раз.

XXIX

Сгоряча я было махнул рукой на свои "Удары судьбы", но Фрей смотрел на дело иначе.

- Нет, так нельзя, - упрямо повторял он. - С какой стати каким-то прохвостам бросать пятьсот рублей? Мы испортим им характер...

- Что же делать?

- А к мировому!

- Знаете, как-то неудобно начинать литературную деятельность с прошения к мировому.

- Вздор! Я сам пойду за вас... Так нельзя, государь мой! Это грабеж на большой дороге...

Мне было тяжело и обидно даже думать о таком обороте дела, и я употреблял все усилия, чтобы кончить дело миром. Опять начались бесплодные хождения к "только редактору", который ударял себя в грудь и говорил:

- Посмотрите на меня: я работаю больше вас и тоже ничего не получаю.

- Это, во-первых, дело вкуса, а во-вторых - плохое утешение для меня.

- Нет, извините, чужие несчастия - наше лучшее утешение. Мы - друзья по несчастию.

Когда я намекнул относительно вчинения иска законным порядком, "только редактор", видимо, струсил и вручил мне двадцать пять рублей.