Но при этом ярче солнца. Смотреть глазам больно.
В: На каком удалении стояли вы от этого висящего на воздухе предмета?
О: Не так чтобы далеко. Как от меня вон до той стены.
В: И вы положительно утверждаете, что то была машина, перелетевшая с капища в пещеру, что она имеет свойство взмывать в поднебесье подобно птице?
О: Да, и многое ещё.
В: Без колёс, без крыльев, без лошадей?
О: Дай срок, узнаешь, мистер Аскью. Я тебя понимаю. Тебе удобнее видеть во мне полоумную, обмороченную собственным бредом. Ты ждёшь, что я снаряжу дыхание Божие колёсами да крыльями. Ясное дело: женщина неучёная, грамоте хорошо не знает, да ещё из простых. Только вот что я тебе скажу: мне это было явлено не в бреду и не во сне, а по виду было больше как те диковинки, что выставляют в лондонских балаганах. Ты скажешь, балаганные чудеса не истинные, а сплошь обман, работа ловких искусников. Но в пещере я ничего этого не обнаружила.
В: Не приметили вы при всём том, как держал себя Его Милость? Встревожился ли он при виде этого диковинного чудовища, перепугался ли?
О: Скорее, как бы ждал чего-то. А шляпу держал под мышкой.
В: Словно в присутствии высокой особы?
О: Так.
В: А что Дик? Тоже не показал испуга?
О: Его, должно быть, обуял священный трепет. Стоит и глаз от земли не поднимает.
В: Дальше.
О: Стоим мы, как я сказывала, на коленях, Его Милость шпагу уставил остриём вниз, руки на эфесе — будто джентльмен из стародавных времён перед королём. Вдруг от летучего червя повеяло ветерком, и он начал опускаться. Медленно-медленно, точно пёрышко. Опустился так низко, что едва не доставал брюхом до земли, и лишь тогда остановился. А из брюха выставились четыре тонкие лапы с большими чёрными ступнями. И едва он на этих лапах утвердился, как в тот же миг сделалась в боку его отверстая дверь.
В: Как так — дверь?
О: Покуда он парил наверху, я её не замечала, а как опустился, то различила я посреди тулова дверь. А от двери до земли откинулась складная подножка на хитрых петлях, как у кареты. Ступеньки три-четыре, серебряные, решётчатые. А кто её откинул, я того не видала.
В: И что же вы усмотрели внутри?
О: Не сердце, не кишки, нет. А как бы стену, сложенную из блистающих самоцветов. Каких тут камней не было: изумруд и топаз, рубин и сапфир, коралл и хризолит и не знаю ещё какие. Не самой чистой воды самоцветы, чуть затуманенные. А горят так, точно с оборотной стороны за ними поставлены свечи. Ну, сама-то я свечей не видела. Такие в колокольнях разноцветные окна бывают, только в тех стёклышки покрупнее.
В: Что-то я не совсем понимаю. Растолкуйте ещё раз: то был не истинный червь, не одушевлённая тварь, но рукотворное устройство, машина?
О: Да. И изнутри на нас ещё ощутительнее пахнуло благовонным бальзамом. И тогда Его Милость склонил голову, как бы давая понять, что те, кого он называл хранителями вод, сейчас будут здесь.
В: Эти лапы — откуда они выступили?
О: Из тулова, из тех чёрных отверстий, о которых я сказывала. Тонкие: я думала — подломятся. Ан нет, выдержали.
В: Какой они были толщины? Имели они икры, ляжки?
О: Да нет, толщины всюду одинаковой. Не толще молотильного цепа или жезла пристава. Но под такой тушей смотрелись совершенно как паучьи лапки.
В: Дальше.
О: И выступила из двери та, в серебре, которую мы видали, и в руках она имела букет белоснежных цветов. Улыбнулась, быстрым шагом сошла по ступенькам и остановилась перед нами. И тотчас оборотилась назад, а наверху, откуда ни возьмись, показалась другая леди в таком же наряде. Постарше, волосы впроседь, а всё же прямая и осанистая. И тоже нам улыбнулась, но со всевозможной величавостью, точно королева. |