— Посади её.

Тюдор подвигает ей стул:

— Извольте присесть, сударыня. Всё уже прошло.

Ребекка безвольно опускается на стул и клонит голову ниже. Закрыв лицо руками, начинает всхлипывать — смущённо, как бы стыдится своего срыва. Аскью подаётся вперёд и упирается руками в стол.

— Что это было? Что вы там такое увидели?

Вместо ответа женщина всхлипывает ещё громче.

— Воды. Подай ей воды.

— Не надо, сударь, не будем её трогать. Это как при нервической горячке. Сейчас отойдёт.

Аскью снова окидывает взглядом плачущую женщину и решительно подходит к закрытой двери. Пробует открыть, но дверь не поддаётся. Аскью с растущим раздражением дёргает ещё и ещё. Бесполезно: дверь заперта. Стряпчий теперь уже не спеша возвращается к окну и выглядывает на улицу. Смотрит и ничего не видит. В глубине души, где рассудок бессилен, Аскью потрясён не меньше самой Ребекки — правда, ни за что не хочет в этом признаться. Он не оглядывается, даже когда женщина, отбросив смущение, разражается пронзительными рыданиями, сотрясающими тело, надрывающими душу. Но вот всхлипы раздаются всё реже и реже, и лишь тогда он наконец оборачивается. Писцу удалось-таки напоить женщину водой, и теперь он стоит, положив руку ей на плечо. Но Ребекка по-прежнему не поднимает голову. Помедлив немного, стряпчий идёт к своему стулу, испытующе поглядывая на понурую фигуру, и взмахом руки отсылает Тюдора на место.

— Совершенно ли вы пришли в память, сударыня?

Женщина кивает склонённой головой.

— Можно продолжать?

Женщина опять кивает.

— Так что же это на вас напало?

Женщина качает головой.

— Отчего вы так вперились в эту дверь?

Только тут женщина, не поднимая головы, подаёт голос:

— Оттого, что я там нечто увидала.

— Да когда там ничего не было! Что молчите? Извольте, я вам всё прощу — и ваши громовые проповеди, и дерзости, и поносные слова обо мне. Расскажите лишь, что вы видели.

Стряпчий складывает руки на груди и ждёт ответа. Всё напрасно.

— Или вам стыдно того, что вы увидели?

Ребекка выпрямляется, поднимает на него глаза и вновь кладёт руки на колени. На её лице проступает скупая и всё же отчётливая улыбка. Аскью потрясён. Эта улыбка запомнится ему надолго.

— Мне не стыдно.

— Отчего вы улыбаетесь?

Женщина продолжает молча улыбаться, словно эта улыбка и есть ответ на вопрос.

— То был человек?

— Да.

— Житель этого света?

— Нет.

— Тот, кого почитаете вы Господом нашим, Спасителем?

— Нет.

— Особа, именуемая вами Святой Матерью Премудростью?

— Нет.

— Да полно, сударыня, скрытничать! Вы глядели так, точно кто-то вошёл в комнату и стоит позади. Верно? Признавайтесь же, кто это был?

Загадочная улыбка придаёт лицу женщины неуловимое выражение. Ребекка будто лишь теперь вспомнила, где она находится, узнала в собеседнике своего врага. Однако при дальнейшем допросе перед стряпчим уже другая Ребекка. Всякому ясно, что ей не победить — ни в этом историческом настоящем, ни в будущем. Всякому — но не ей.

О: Тот, кого вы ищете.

В: Его Милость? Вы положительно утверждаете, что видели Его Милость стоящим в этой самой комнате?

О: Всё равно не поверишь.