Через сутки на линейном корабле «Святая Екатерина» огласили ордер, коим предписывалось капитан-лейтенанта Извекова определить капитаном уходящего в экспедицию пинка «Лапоминк». А мичмана Дмитрия Ильина — командиром мортирной батареи бомбардирского корабля «Гром».
В преддверии плавания в южные воды остро встал вопрос о предохранении кораблей от морских червей-древоточцев. По совету бывшего капитана фрегата «Надежда Благополучия» капитана 1-го ранга Федора Плещеева, уже побывавшего на Средиземном море, было решено обшить корабельные корпуса дополнительным предохранительным слоем досок. Обшивка корпусов при всей ее необходимости еще больше задерживала подготовку кораблей. В марте 1769 года адмиралтейств-коллегия докладывала по этому поводу императрице: «Высочайше В.И.В. благоволение есть, чтоб показанный флот по первому всевысочайшему В.И.В. повелению немедля в море выступить мог, то за сим коллегия собою к вышеписанному предприятию приступить смелости не имеет, и всеподданейше испрашивает о сем всевысочайшего В.И.В. указа». Скрепя сердце Екатерина II наложила на прошение резолюцию: «Быть по сему, а обшивать, сколько успеют».
Корабельному офицеру времени для сборов к новому месту службы надо немного, вещей нажитых — раз-два, и обчелся. В тот же вечер Ильин вкупе с Извековым давали в близлежащей от порта фортине отходную. Скинув парики и отстегнув шпаги, пили бравые мореходы водку перцовую с вином красным, вспоминая прошлое, гадали о будущем. Моряков всегда связывает между собой нечто большее, чем просто служба. На корабле все на виду. Радости и горести каждого становятся здесь общим достоянием, вызывая то шутки, то осуждение, то сочувствие.
— Кто знает, друзья, соберемся ли еще вместе! — обвел глазами собравшихся Извеков. — Так разопьем же прощальную братину!
— Эх, края италийские да мальтийские, неблизкий путь до вас, а с басурманами биться и того не легче. Удачи вам! — пожелал покидающим «Екатерину» офицерам лейтенант Григорий Козлянинов. На безымянном пальце лейтенанта золотой перстень. На перстне крест ордена Мальтийского — четыре наконечника стрел, остриями сомкнутые.
Корабельная молодежь искренне завидовала счастливчикам, более старшие просто радовались удаче товарищей. Гардемарин же Ваня Фомин чуть не плакал от отчаяния: как-никак он по выпуску из корпуса проделал уже три кампании, всегда старался во всем быть первым, мечтал о путешествиях, дальних плаваниях, открытиях, а тут такой конфуз! Самое обидное, что с эскадрой уходили его однокашники: Сашка Бордуков, Андрюшка Растопчин, Володька Ржевский. Вчера, проходя мимо по набережной, гордый своим назначением на «Трех Святителей», Андрюха Растопчин даже не поздоровался, отвернулся, будто и не заметил вовсе. Когда счисление навигацкое в корпусе списывал, первый друг был, а теперь зазнался. А он до последнего дня, пока набирали команды на уходящие суда, надеялся, что кто-нибудь о нем вспомнит. Напрасно! Прощайте, дальние моря и загадочные греческие острова, жестокие сражения с турками и улыбки освобожденных наложниц! Вместо этого опять нудные практические плавания подле Красной Горки.
От духоты кабацкой и дум безрадостных распахнул Ваня зеленый корпусной мундирчик с лацканами белыми и, подперев рукой подбородок, глядел на всех горестно. — Ничего, Ванюша! — угадав гардемаринские думы, подбодрил его Извеков. — Придет и твой черед!
Да, так оно и будет. Через год на линейном корабле «Всеволод» уйдет Ваня Фомин в Средиземное море. Будут бои жестокие и кровавые, плавания дальние и опасные. Через много лет воплотит он в жизнь мечты своей юности, приняв под команду Удинский порт, что на далеком Охотском море. Откроет новые берега и земли, отдав Великому океану пятнадцать лет службы. И на склоне лет, отставным адмиралом, будет вспоминать с теплой улыбкой тот далекий вечер и друзей, чьи имена давно уже стали легендой. |