— Ура! Ура! Ура!

Глава седьмая

ШТУРМ ВАЛЕНСИИ ДЕ АЛЬКАНТАРА

Вечер удался на славу, что подтверждали и еда, и напитки, и настроение офицеров. Во-первых, оленина, вопреки тайным опасениям Джека, оказалась вовсе не жесткой — повар сперва вымочил мясо в местном вине, а потом еще и щедро нашпиговал его каким-то салом, о происхождении которого предпочел не распространяться. Вино — в этом Джек убедился с первым глотком — тоже было отменным. Секрет заключался в том, что по прибытии на каждое новое место полк принимался за дегустацию самых лучших из обнаруженных в округе вин, а уж потом допивал все остатки, не гнушаясь порой и бурдой, как это произошло в Абрантише. Что же до офицерского братства, то с прежней неприязнью к новичку теперь относился лишь Стоки, Сердитый Боб, как про себя окрестил его Джек. Остальные, включая даже капитана Кроуфорда, поначалу принявшего «самозванца» в штыки, после выигранного пари и прекрасного угощения, оттаяли. Когда отзвучали первые здравицы, разговор сделался общим. Каждый как мог старался внести в него свою лепту. В ход шли самодельные вирши, прочувствованные монологи, армейские байки, а когда взгляды опять обратились к герою сегодняшнего застолья, то на него просто насели с просьбами рассказать поподробнее о своих приключениях. Выпив достаточно для бойкости языка, но не настолько, чтобы тот заплетался, Джек охотно откликнулся на требование собрания и, зная, как популярны в любых кругах общества истории, где фигурируют дикари, поведал подвыпившим сослуживцам о своем пребывании в рабстве у абенаков, а заодно и о том, как, убежав от них, они с Ате пережили суровую канадскую зиму. Хотя ему показалось, что правдивым этот рассказ (нимало не приукрашенный, но и впрямь звучавший невероятно) сочли лишь немногие слушатели, интересным его нашли решительно все, а потому офицеры наперебой принялись возглашать здравицы в честь нового члена их боевого содружества. Джеку и в голову не приходило обидеть кого-то отказом, но, когда на него не смотрели, он тихонько отодвигал свой бокал.

Однако столь похвальная сдержанность более никому не была тут присуща. К полуночи очень многие, уронив на стол головы, уже спали, остальные принялись собирать предметы обмундирования, разбросанные в пылу веселья. Джек хотя и устал, но чувствовал себя великолепно и радовался возможности просто побыть в тесном и дружелюбном кругу. В Риме в долгие дни заточения он мечтал о подобной пирушке и теперь вовсе не стремился к тому, чтобы она поскорей завершилась. Кстати, будучи самым трезвым из собутыльников, он чаще других бросал взгляды в дверной проем, соединявший залу с остальными помещениями гостиницы, поскольку, согласно принятому на этот вечер условию, пирующим надлежало вставать при появлении в поле их зрения дамы. Вставшему последним предлагалось опустошить штрафной бокал, а поэтому не было ничего удивительного в том, что Сердитый Боб, большую часть вечера злобно пялившийся на Джека, в конечном счете свалился под стол, где и затих.

Впрочем, час для дам был уже поздний, и, видимо, потому никто из бодрствующих выпивох не заметил прислонившегося к косяку и с любопытством озиравшего помещение человека. Возможно, не заметил бы его и Джек, но в глаза ему бросились легкий бледно-голубой камзол, кружевная рубашка и шелковый изумрудный жилет. Именно изящный крой этого одеяния сказал юноше, кто стоял в дверях, прежде чем он перевел взгляд на лицо джентльмена, который являлся, пожалуй, единственным полковым командиром, который возил с собой на войну собственного портного.

— Командир Шестнадцатого полка легких драгун полковник-лейтенант Бургойн! — гаркнул Джек во всю мощь своих легких.

Некоторые офицеры зашевелились. Майор Сомервилль поднял голову от стола и пробормотал:

— Что это еще за шутки, приятель? Надо ж такое придумать.