— Иэясу вместе с войсками отошел в крепость Обата. Нам удалось настигнуть несколько разрозненных отрядов, опоздавших с отступлением, и уничтожить их, но основные силы противника опередили нас более чем на час, — доложили они.

Из трехсот воинов Токугавы, которых удалось уничтожить в ходе преследования, не было ни одного крупного военачальника.

— Мы опоздали!

Если бы Хидэёси вздумал скрывать свой гнев, его выдало бы побагровевшее лицо.

Донесения лазутчиков подтвердили услышанное: в крепости Обата заперты ворота, стоит тишина — верный признак, что Иэясу там хладнокровно торжествует сегодняшнюю победу, предоставив себе и своему войску отдых.

Как бы ни был разгневан Хидэёси, он не удержался, чтобы мысленно поздравить Иэясу с блистательной удачей.

— Иэясу! Он летит как на крыльях. Не расслабляется после одержанной победы, не ликует, а отступает в крепость и запирает ворота. Такую птичку не поймаешь ни приманкой, ни силками. Но вы увидите, не пройдет и двух лет, как я научу Иэясу вести себя достойно и низко кланяться в моем присутствии.

На землю опустились сумерки. Ночной штурм крепости был бы, как решили после споров, не слишком удачен. Более того, войско пришло из Гакудэна одним броском и нуждалось в отдыхе, поэтому от боевых действий в ночное время решено было воздержаться. Только что поставленную задачу отменили. Воинам велели отдыхать. И вскоре дымки полевых кухонь поднялись в вечернее небо.

Скоро возвратились и разведчики, посланные Иэясу из крепости, чтобы выяснить, как развиваются события. Сам Иэясу уже лег, но, когда ему донесли об их возвращении, он приказал войску немедленно вернуться на боевые позиции на холме Комаки. Его сторонники со всей горячностью убеждали князя, что необходимо сделать ночную вылазку в лагерь Хидэёси. В ответ на уговоры князь Токугава только посмеивался. Он выехал к холму Комаки, намеренно избрав кружной путь.

Тайко

Не имея другой возможности, Хидэёси развернул войско назад и вернулся в укрепленный лагерь в Гакудэне. Он не мог не признать, что поражение под Нагакутэ означало для него серьезный удар, хотя и было обусловлено чрезмерным рвением, проявленным Сёню. Нельзя было отрицать и того, что на этот раз сам Хидэёси замешкался с выступлением.

Произошло это не потому, что Хидэёси пришлось впервые в жизни встретиться с Иэясу на поле брани. Он знал Иэясу и успел изучить его задолго до того, как между ними разгорелась война. Скорее Хидэёси проявлял осмотрительность потому, что теперь столкнулись в решающей схватке два признанных мастера, два бесспорных претендента на первенство.

— Не обращайте внимания на маленькие крепости, которые попадутся на пути. Не надо тратить на них время. — Такой наказ Хидэёси дал заранее — и все-таки Сёню позволил войску крепости Ивасаки навязать себе бой и тем потерял решающие часы.

Исход предстоящей схватки зависел от полководческого дара, присущего обоим князьям. Когда Хидэёси узнал о поражении при Нагакутэ, он понял, что вопреки всему создалась благоприятная возможность. Гибель Сёню и Нагаёси будет наживкой, на которую удастся изловить Иэясу.

Но враг налетал, как пламя, и улетал, как ветер. После того, как он исчезал, все вокруг погружалось в молчание лесов. Когда Иэясу вернулся на холм Комаки, Хидэёси понял, что упустил вспугнутого из норы кролика, однако он поспешил уверить себя, что несчастье невелико — не больше чем порезанный палец. Конечно, частное поражение не могло повлиять на боеспособность его войска. Единственное, с чем приходилось считаться, — был переход боевого духа и изобретательности на сторону Иэясу.

После ожесточенной битвы при Нагакутэ, затянувшейся на полдня, оба полководца были начеку и пристально следили за передвижениями вражеского войска. Каждый из них только и ждал часа, когда ему предоставится благоприятная возможность.