Она была одета в кремовое платье из шелка с таким декольте, что стоит только ей вздохнуть поглубже, был уверен он, как ее грудь вывалится за обшитые кружевами края.
Она дала ему коробку. Она было сделана из дерева красных тропических пород, отполированного до глубокого сияния, и заперта на две золотые защелки, которые он откинул.
— Продолжай, — сказала она, — открой ее.
Он снял крышку.
Коробка была выстлана красной тафтой. В углублении, протянувшемся на всю длину коробки, лежала подзорная труба.
— Боже! Какая красивая.
— Не правда ли? — сказала она с удовлетворением.
Он вынул трубу. Ее корпус был сделан из слоновой кости, отделан золотом, и трубки выдвигались с необыкновенной мягкостью. На корпусе была пластинка с выгравированной надписью, оправленная слоновой костью.
— Что тут написано?
Она улыбнулась, взяла у него трубу и повернула к свету.
— «Жозефу, королю Испании и Индий, от его брата, Наполеона, императора Франции». — Она засмеялась. — Королевская подзорная труба для тебя. Я купила ее у одного из ваших кавалеристов.
— Она замечательная. — Он взял ее, вытянул трубки полностью и навел на серп луны, нависавший над северными холмами. Его старая подзорная труба, разбитая Дюко, была хороша, но не шла ни в какое сравнение с этим инструментом. — Она замечательная, — повторил он снова.
— Конечно! Она же французская. — Она улыбнулась. — Моя благодарность тебе.
— Не за что. — Он уложил подзорную трубу в коробку, и она рассмеялась над ним.
— Значит, пусть будет не за что. Всего лишь за мои фургоны, мою жизнь — мелочи вроде этого. Не за что.
Он нахмурился, сжимая закрытую коробку.
— Ты ничего не возьмешь от меня?
— Ты дурак, Ричард Шарп. — Она отошла к окну, подняла обнаженные руки к занавескам, и сделала паузу, глядя в ночь. Потом резко задернула занавески и обернулась к нему. — Береги те алмазы. Они сделали тебя богатым. И не отдавай их ни мне, ни кому-то другому. Береги их.
Он улыбнулся.
— Да, госпожа.
— Потому что, Ричард, — она коснулась пальцами его лица, — эта война не будет длиться вечно, и когда наступит мир, тебе понадобятся деньги.
— Да, госпожа. — Раздался стук в дверь, громкий, требовательный стук, и Шарп повысил голос. — Кто там?
— Дежурный офицер, сэр! — Это был голос капитана Д’Алембора.
— В чем дело?
— Вы нужны мне, сэр.
Маркиза улыбнулась.
— Иди. Я буду ждать.
Шарп отпер дверь.
— Я только что зашел сюда, Питер!
Высокий, изящный капитан, который явно немало выпил, низко поклонился Шарпу.
— Ваше присутствие необходимо, сэр. Вы простите меня, мадам?
Они остановились на лестничной площадке. Половина батальона была в столовой, заваленной разбитыми тарелками и использованными столовыми приборами. Шарп сомневался в том, что три четверти присутствующих, в прежней жизни пользовались ими. Кто-то обнаружил в запертом комоде французский триколор, который с шумом носили по комнате. Большинство мужчин были нетрезвы. Некоторые спали. Только за главным столом еще сохранился намек на этикет, да и там не слишком.
Сержант Патрик Харпер председательствовал. Рядом с ним, великолепная, во всем белом, в фате из белого шелка, захваченного во французском обозе, сидела Изабелла. На шее у нее было бриллиантовое ожерелье. Шарп сомневался, позволит ли ей муж надеть его снова — по крайней мере до тех пор, пока они не окажутся вдали от воров британской армии. |