Они поехали на северо-восток — туда, где горы превратились в головокружительной крутизны скалы, охотничьи угодья орлов, в страну удивительных долин и водопадов, которые брали начало в холодных утренних туманах и стекали к подножьям гор множеством ледяных горных потоков.

Они поехали на северо-восток — в края, почти необитаемые, редкие жители которых были столь бедны и запуганны, что они сбежали, когда увидели, двух странных всадников. Некоторые из местных жителей, сказал Ангел, даже не знают, что идет война.

— Они даже и не испанцы! — сердито сказал он.

— Не испанцы?

— Они — баски. У них свой собственный язык.

— Так кто же они?

Ангел безразлично пожал плечами.

— Они живут здесь.

Он, очевидно, больше ничего не мог сказать о них.

Ангел, как показалось Шарпу, заскучал. Они забрались в эти северные горы, далеко от французов. А значит, далеко от войны и от того, что Ангел услышал в Бургосе, далеко от волнений битвы.

В Бургосе ходили слухи, что британцы наконец выступили в поход и наступают на севере. Французская северная армия отступала, и Шарп видел авангард этой армии, когда она приближалась к Бургосу. Ангел боялся, что кампания закончится прежде, чем он сможет убивать снова. Шарп рассмеялся.

— Она не закончится.

— Вы обещаете?

— Я обещаю. Как мы найдем El Matarife?

— Он найдет нас, señor. Вы думаете, он не знает, что в горах появился англичанин?

— Только не забудь — не называй меня Шарп.

— Si, señor. — Ангел усмехнулся. — И как вас теперь называть?

Шарп улыбнулся. Он вспомнил учтивого, опечаленного офицера, который вел его судебное преследование.

— Вонн. Майор Вонн.

Они ехали между высокими скалами, там где жили орлы, и искали маркизу и Палача.

El Matarife, как и Ангел, был раздражен, лишившись возможности совершать налеты и грабить, как он мог бы делать на юге. Эти высокогорные долины были слишком бедны, здесь было слишком мало французов, которых можно заманить в засаду, и нечего было взять в нищих деревнях. У него осталось лишь два французских военнопленных для его любимого развлечения.

Новости об англичанине доставили ему трое из его людей. El Matarife сидел в таверне — или в том, что могло сойти за таверну в этом убогом месте, — и он сердился на своих людей, словно они были виноваты в появлении англичанина.

— Он сказал, что хочет говорить со мной?

— Да.

— Он не говорил почему?

— Только то, что его генерал послал его.

El Matarife проворчал:

— Не ко времени, а?

Его лейтенанты кивнули. Веллингтон посылал гонцов к другим вожакам партизан, прося о сотрудничестве, и Палач предположил, что настала его очередь.

Но он не был уверен в этом. В женском монастыре, в тысяче футов выше долины, была La Puta Dorada. Ее привез его брат, который предупредил El Matarife, что французы могут искать ее, но инквизитор ничего не сказал ни о каком англичанине. El Matarife мог понять мужчину, ищущего эту женщину. Он видел ее в карете — и даже со спутанными волосами и в слезах она была красива.

— Почему ее отдают монахиням? — спросил он.

Его брат огрызнулся на него.

— Она должна принять постриг, разве ты не понимаешь?! Это должно быть законно! Она должна стать монахиней! Она должна принять постриг, тогда все остальное не имеет значения!

Инквизитор оставил своему брату инструкции, что никого нельзя подпускать близко к женскому монастырю и что если кто-нибудь будет спрашивать о маркизе, он должен отрицать ее присутствие.