— Из тебя чертовски ужасная горничная, Ричард.

— Я думаю, что меня успокаивает слышать это.

— Пусть остынет немного. Я не хочу еще и ошпариться, после того, как меня искусали блохи и я натерла ноги. — Она сидела на кровати, оперев подбородок на ладони, и смотрела на него. — Что мы будем делать теперь, Ричард?

— Это зависит от того, что ты хочешь сделать.

— Я хочу поехать в Бургос.

Он почувствовал себя разочарованным. Он догадывался об этом и знал, что глупо надеться, что она возвратится к армии вместе с ним.

— Если французы все еще там, — сказал он с сомнением.

Она пожала плечами.

— Где бы они ни были, я хочу быть там же. Потому что там, где они, там и фургоны.

— Разве они не арестуют тебя снова?

Она покачала головой.

— Церковь не может сделать это дважды. — Она думала о генерале Вериньи. — Я не позволю ублюдкам сделать это во второй раз. — Она потянулась и сунула руку в воду. — У тебя есть мыло?

— Готово и ждет вас, госпожа.

Она усмехнулась, затем скрестила руки, чтобы снять одеяние через голову. Она засмеялась, видя выражение его лица, и потянула серую шерсть кверху.

— Мне холодно.

— Ерунда. Просто лезь в ванну.

В течение десяти минут под ее непристойный смех он обследовал ее кожу. Она жаловалась, что это щекотно, в то время как он находил блох, прижимал мыло, затем давил блох ногтями, и к тому времени, когда последняя блоха была найдена, она настаивала на том, чтобы искать его блох, а когда и с этим было покончено, она была на кровати, проклиная ободранную кожу бедер, и его лицо было в ее волосах, а ее руки были на его шрамах на спине, оставшихся после давней порки. Она поцеловала его в щеку.

— Бедный Ричард, бедный Ричард.

— Бедный?

— Бедный Ричард. — Она поцеловала его снова. — Я забыла.

— Забыла что?

— Не имеет значения. Ты думаешь, проклятая ванна совсем остыла?

Ванна была еще достаточно теплой, и она намылила себя, вымыла волосы, затем села, откинувшись головой к стене. Она смотрела на него, как он лежит голый на кровати.

— Ты выглядишь счастливым.

— Я счастлив.

Она улыбнулась печально.

— Тебе немного надо для счастья, не так ли?

— Я думал, что получил немало.

Позже, когда они поели и когда каждый выпил по бутылке вина, они лежали в кровати. Огонь пылал, от дымохода веяло теплом, тяга была отличной, и маркиза курила дешевую сигару, которую она купила у владельца гостиницы. Шарп забыл, что ей нравится курить. Ее рука лежала у него на животе, и она дергала там его волосы.

— Этот человек придет в город?

— Не думаю. Alcalde сказал, что нет. — Мэр сказал, что город находится под охраной другого вожака партизан, который не любит El Matarife.

Она смотрела на него. Ее волосы высохли, стали мягкими и золотыми и рассыпались по лицу.

— Ты когда-нибудь думал, что увидишь меня снова?

— Нет.

— Я думала, что я увижу тебя.

— Ты думала?

— Я думала так. — Она выпустила кольцо дыма и смотрела на него критически. — Но не в женском монастыре. — Она рассмеялась. — Я не могла представить, что это ты! Я думала, что ты мертв, прежде всего, но даже не в этом дело! Я думаю, что это — самое лучшее, что кто-нибудь сделал для меня.

Они говорили о том, что произошло с ним после лета в Саламанке, и он слушал недовольно, как она описывает дворцы, в которых побывала, балы, на которых она танцевала, и скрывал ревность, которую он испытывал, когда воображал ее в окружении других мужчин.