Грязную газету я скомкал и бросил на стол. Та докатилась до настольной лампы, замерла. Я пожалел, что не выбросил мокрую бумагу по пути домой. Взглянул на пропитанное влагой полотенце — то самое, которое видел на фотографии в «папином деле». Прекрасно помнил, как отпечатались на нём следы крови с ножа. Не проверил достоверность тех воспоминаний. Я не извлёк из полотенца весь нож — оголил только часть рукояти и маленький участок грязного клинка: для моей цели этого было более чем достаточно. Брезгливо поморщил нос: заметил, что участок газеты под полотенцем уже отсырел. Прижался плечом к стене, вздохнул. Прислушался напоследок: различил лишь приглушённый шум проезжей части, да тиканье будильника.

Прикоснулся к ножу.

И провалился во тьму…

* * *

…В которой звучал голос Людмилы Зыкиной, любимой певицы моей тётушки. «Как не любить мне эту землю, где мне дано свой век прожить…» Я не однажды слышал эти слова, пока рос в квартире папиной сестры — мог бы продолжить строки песни с любого куплета. «…Мне хорошо в твоих раздольях, моя любовь, моя земля…» Пение Людмилы Георгиевны и знакомая музыка доносились издалека, словно из другой комнаты. Но звучали они точно не в моих воспоминаниях. Они будто выдернули меня из небытия. Я обнаружил, что вернулись не только звуки — ощутил в воздухе запах герани. А потом заметил, что тьма перед глазами зашевелилась. Она будто превратилась в стаю крохотных тёмных мошек. Те резко пришли в движение. И разлетелись по сторонам, открыли доступ к моим глазам уже неяркому солнечному свету, проникавшему в помещение из занавешенного тюлем окна.

Я увидел руку (будто бы свою) и нож — тот самый, что сегодня полдня пролежал под моей кроватью. Рука повела клинком из стороны в сторону, словно привыкала к его размеру и весу. Голова кивнула, будто в ответ на незаданный вопрос. Я резким толчком задвинул ящик шкафа — звякнули столовые приборы. Глазами пробежался по тесной комнате. Не заинтересовался ни холодильником, ни хлебницей. Задержал взгляд лишь на свисавшем с забитого в стену гвоздя полотенце (очень похожем на то, что не далее как сегодня днём я извлёк из схрона на берегу реки). Почувствовал, как голова вновь отвесила короткий поклон. Развернул лезвием вверх зажатый в руке нож. «…Как не любить мне эту пашню, что битва кровью обожгла…» — прокомментировал мои действия голос певицы. А мой разум тут же выделил из её фразы одно лишь слово: «кровь». Я резко развернулся и вышел из кухни.

И очутился в знакомой прихожей, где однажды уже прошёлся, зевая и потирая глаза. Скользнул взглядом по салатового цвета обоям на стенах. Посмотрел на входную дверь (не обитую дерматином с внутренней стороны).