Готтесанбитерсдорф провел ладонью рядом с лицом Шпатца, ни разу не коснувшись его кожи. Затем резко отпрянул и широко улыбнулся.

— Спасибо за поддержку, герр доктор, — Шпатцу сделал осторожный шаг вперед. — Только я пока не имею права носить фамилию Фогельзанг… Я Грессель.

— Если угодно, могу называть вас Грессель, — доктор громко засмеялся, запрокинув голову. — Право носить приставку штамм получают по праву крови, а не бюрократически. Вы точно Фогельзанг, герр Грессель. Остальное — пустая формальность. Впрочем, чтобы вас не смущать, обещаю больше не использовать ваше настоящее имя, пока вы не будете полностью к нему готовы. Прошу к столу!

Доктор Готтесанбитерсдорф взмахнул руками, словно фокусник, приглашающий зрителей на представление. На правой стороне стола стояли семь одинаковых прозрачных чаш, наполовину заполненных мутной жижей разных цветов. Из открытого несессера торчали горлышки и пробки разноразмерных склянок, флаконов и бутылей. Десяток пустых пробирок в деревянной подставке. Латунный штатив. Маленькая спиртовая горелка. И открытый футляр со скальпелем.

— Присядьте на стул, герр Грессель и закатайте правый рукав, — доктор ловко выхватил из несессера склянку с прозрачной жидкостью, вынул притертую стеклянную крышку и аккуратно поставил ее на стол. — Положите руку на стол и сожмите в кулак. — Доктор наклонился и вылил на запястье Шпатца несколько капель резко и незнакомо пахнущей жидкости. — Будет неприятно. Я сделаю надрез на счет три. Раз!

И полоснул скальпелем запястье сразу под большим пальцем. Шпатц не успел ни зажмуриться, ни испугаться. Доктор положил скальпель, извлек из подставки пробирку и подставил ее под тонкую струйку крови.

— Вообще-то среди врачей принято пользоваться медицинской иглой, чтобы взять анализ крови, — неотрывно наблюдая, как капли красной жидкости стекают по прозрачным стенкам пробирки, проговорил доктор. — Но мы с вами делаем не совсем обычный анализ. А он требует особого подхода…

Уровень крови поднялся до едва заметной метки, и Готтесанбитерсдорф ловко закрыл ранку ватным тампоном, смоченным все в той же прозрачной вонючей жидкости.

— А впрочем, это не более, чем мой личный каприз, — доктор опять улыбнулся, обнажив белоснежные зубы и покачал перед глазами Шпатца пробиркой с его кровью. — Совершенно все равно, как именно берется кровь на эти тесты. Просто я люблю драматические эффекты.

Шпатц облизнул пересохшие губы. Ранку на запястье нещадно щипало, в голове царил сумбур. Находиться наедине с этим человеком было жутко и одновременно любопытно.

— Я приехал в Гехольц из-за вас, герр Грессель, — усаживаясь на стул с противоположной стороны стола и все еще не выпуская пробирку из рук сказал Готтесанбитерсдорф. — Не мог отказать себе в удовольствии своими глазами увидеть сына Блум, которую все считали погибшей. Как я уже сказал, вам не о чем тревожиться. Кровь вервантов не смешивается с кровью виссенов.

— Тогда зачем этот тест?

— А об этом необязательно знать Боденгаузену, — Готтесанбитерсдорф извлек из несессера длинную пипетку и погрузил ее кончик в пробирку с кровью. Красные бусинки побежали вверх по тонкой стеклянной трубке.

— Кто такие виссены?

— О, герр Грессель, вы так невинны, что даже ничего не знаете об этом? Завидую вашей прекрасной стране, как она там называется? Сеймиль? Сейсилль? — пять капель крови упали в чашу с жижей бледно-розового цвета, она стояла первой в ряду справа. — Виссены неотличимы от людей. Ты не задержишь на них взгляд, если встретишь на улице. Они говорят, как люди.