— Если они разрешенное увлечение, то почему они прячутся? — Шпатц выпустил струйку голубоватого дыма через приоткрытое окно мобиля.

— Потому что они условно разрешенные, герр Шпатц. Крегхоффен, тот самый философ, был публично осужден за смущение умов, его заставили отречься от своих слов по радио и в газетах. Иногда на оккультные кружки устраиваются облавы. Но по-настоящему их никто не преследует.

— Но какой в этом смысл?

— О, герр Шпатц… Этими вот ночными бдениями при свечах как правило занимаются люди утонченные, интеллигентные. Для них попасть под облаву полицаев и провести ночь в мрачной темнице — это уже нешуточные притеснения, доказывающие, что их заигрывание с потусторонними силами — это нечто важное. Вернувшись из тюрьмы домой на следующий день, такой вот последователь тайной доктрины с утроенной силой начинает завывать заклинания и катать свечи с вербеной в полнолуние.

— Поощрение безопасных чудачеств? Просто чтобы светские бездельники занимали себя ерундой и не лезли в серьезные сферы?

— Возможно, герр Шпатц, — Крамм затянулся и помолчал. — А еще сборища — неплохой способ отлавливать настоящих виссенов. Некоторые из них бывает маскируются под медиумов, во всяком случае я слышал пару таких историй.

— Ну да, — Шпатц затушил недокуренную сигарету. В горле першило, больше хотелось хлебнуть глоток шерри, чем вдыхать дым. — А среди утонченных и интеллигентных всегда найдется некто, кто при первых же странностях побежит докладывать своему контролеру.

— Именно! Признаться, теперь меня разбирает нешуточное любопытство. Что за дело у этой кучки оккультистов из подвала Пфордтенов к старшему сыну Хагана штамм Фогельзанга? Он же практически не покидает Вейсланд…

Шпатц промолчал. Он пока сам не очень хорошо понимал, как относится к своим кровным родственникам. Он избегал задавать о них вопросы кому бы то ни было напрямую. Но делать вид, что ему вообще неинтересно, чем живут и дышат люди, портретное сходство с которыми получило самую высокую оценку из имеющихся на настоящий момент, он тоже не мог. Хаган штамм Фогельзанг был Камерадом кайзера, министром образования и воспитания. Из трех его сестер в живых осталась одна, Бригит. Его старший сын, Адлер был на три года старше Шпатца. Он был блестящим офицером, кроме этого прославился как неплохой поэт. У Бригит вроде бы тоже были дети, но кто и сколько — Шпатц пока не знал. Иногда он думал о том, чтобы громко заявить о своем существовании и потребовать внимания к своей персоне, но он пока убеждал себя с этим повременить. Во-первых, сначала ему хотелось разобраться в местной жизни и порядках, во-вторых — он был уверен, что его родственникам доложили о том, что сын пропавшей Блум штамм Фогельзанг получил статус фрайхера Шварцланда и проживает сейчас по адресу Тульпенштрассе, дом семнадцать. Кроме того, загадочная смерть матери все еще оставалась загадочной…

Крамм завел двигатель, и, не включая фар, медленно поехал по окружавшей поместье Вассерфал дороге.

— Время просыпаться, герр Грессель! — настойчивый стук в дверь и голос коменданта заставил Шпатца вынырнуть из ласковых объятий сна. — Герр Грессель? Вы здесь?

— Спасибо, герр комендант, — Шпатц с трудом оторвал голову от подушки и сел. Васа Крамм вчера оказался любезен — сделал круг и довез Шпатца до Тульпенштрассе.