— Правда? — поднял брови журналист. — И какое же?

— Камера СИЗО. Укрепляет нервы и освежает память. Хотите попробовать?

Бычихин ухмыльнулся и качнул узкой головой:

— Нет уж, благодарю. У этого лекарства слишком сильные побочные эффекты.

— Ну тогда сделайте над собой усилие и напрягите свою молодую память. Или я отправлю вас в санаторий принудительно.

Брови журналиста дрогнули.

— Господин следователь… — жалобно начал он. — Александр Борисович, но за что в санаторий? Я и правда не помню лицо этого незнакомца. Он был в кепке, низко надвинутой на лоб. А его глаза скрывали большие солнцезащитные очки. Воротник его черной куртки был поднят и скрывал нижнюю часть лица. К тому же на город опустились сумерки, а я сильно близорук. А очки я на улице не надеваю — стесняюсь.

— Лиловые, — сказал Турецкий.

— Что? — не понял журналист.

— Лиловые сумерки. Обычно так пишут в детективных романах. Значит, он был в темных очках?

— Ну да.

— А в статье написано, что вы видели его глаза. И даже описываете их выражение. «Но тревожно бегающие глаза и не находящие себе места руки ясно говорили о том, что человек этот напуган». Так там, кажется, написано?

— Это всего лишь литературные приемы, — ничуть не смутившись, ответил журналист. — Чтобы посильнее заинтересовать читателя. Не посадите же вы меня за них?

— За эти «приемы» нет. А вот за другие… — Турецкий холодно прищурился. — Вы не обратились в милицию. А это уже укрывательство преступника и утаивание информации.

— Я не думал, что все это всерьез. В нашей работе часто приходится сталкиваться с идиотами щ?и любителями розыгрышей. Я побоялся беспокоить милицию, отвлекать прокуратуру от дел. Я ведь в статье прямо называю его слова бредом…

— «Бредовыми порождениями больного ума», — с усмешкой процитировал Турецкий.

Журналист кивнул:

— Именно. И к тому же я ведь отчитался обо всем в своей статье. И подпись свою поставил. Считайте это чистосердечным признанием.

Слушая оправдания журналиста, Александр Борисович тоже закурил.

— Ну хорошо, — сказал он, пряча зажигалку в карман. — Тогда я задам свой вопрос несколько иначе. Какое впечатление он на вас произвел?

— В каком смысле?

Турецкий внимательно посмотрел на Бычихина.

— Вы ведь литератор, — серьезно сказал он. — Опишите мне его: что он за человек, на ваш взгляд?

На щеках журналиста появился розоватый румянец. По всей вероятности, литератором его еще никто не называл. Бычихин был польщен.

— Как вам сказать… — Он наморщил лоб. — Тут в двух словах и не опишешь…

— И все-таки постарайтесь. Начните с возраста.

— Ну хорошо. Как мне показалось, он был молод. Ну то есть не стар. Примерно как мой редактор Иоанн Давыдов. Лет так, я полагаю, тридцать. Плюс-минус три года.

— Отлично, — похвалил Турецкий. — Теперь перейдем к росту.

— Рост… Рост довольно высокий. Пониже меня, но значительно… значительно выше нашего редактора Давыдова. Примерно метр восемьдесят два… — Бычихин тряхнул головой: — Нет! Метр восемьдесят три. Да, примерно так.

— Замечательно, — вновь похвалил Турецкий. — Продолжайте в том же русле. Этот незнакомец, он что, и правда был похож на агента спецслужб?

— А я никогда не видел агентов спецслужб, — признался Бычихин.