Зато к вечеру, когда рабочий день кончался, твои карманы были полны-полнехоньки, так что порой приходилось целую ночь сидеть да считать банкноты. У нынешних парней, поверь мне, пороху не хватает, сразу начинают ныть, чуть только получается не так, как бы им хотелось.
Риаппи стукнуло всего пятьдесят пять — еще не возраст, чтобы считаться настоящим ветераном. Паприелло же в свои тридцать семь вообще относился к молодому поколению, и потому ему день-деньской приходилось выслушивать одни и те же истории о «великой эпохе», словно все эти события относились к доисторическим временам и свидетелем их был лишь рассказчик. А вот на взгляд самого Бижу ничего не изменилось, да и вряд ли когда-либо изменится. Тем не менее, он ответил своему боссу:
— Я знаю. Так уж устроена жизнь, Гвидо. Но не стоит все это принимать слишком близко к сердцу.
Что хотят боссы, в конце концов? Чтобы мы все надели траур?
— Они мне приказали все прекратить.
— Как так?
— Вот так. Ничего не предпринимать.
— И надолго?
— До тех пор, пока, по их словам, они не «прощупают почву». Похоже, они собираются спустить на нас целую свору ищеек.
— Интересное дело. И кого же они собираются проверять? — тусклым голосом спросил Паприелло.
— Пошевели мозгами, — сухо ответил босс.
— И все из-за того, что горстка сукиных детей смогла нас провести, — проворчал Паприелло. — Тоже мне трагедия! И ради этого гнать волну? Чушь! Надеюсь, ты им все объяснил?
— Еще бы!
— Ну и кого они посылают к нам?
— Они не уточнили, — вполголоса ответил Риаппи.
Он отодвинул кресло и положил ноги на стол.
— Впрочем, они вообще ничего толком не сказали. Да и кому это нужно, Бижу? Я и сам все понял. Такое дерьмо можно унюхать издалека. А тут уж так несет...
Бижу закурил сигару и, подойдя к окну, раздвинул тяжелые шторы, чтобы взглянуть на мертвый пейзаж, простирающийся снаружи.
— Что касается меня, Гвидо, то где-то в глубине души я даже рад такому повороту событий. Мне до чертиков надоело прятаться в этой глуши, да и само дело опротивело. Все равно, что гнить где-нибудь в Сибири.
— Однако я никогда не слышал, чтобы ты жаловался на свои заработки, — холодно отрезал Риаппи.
— Так я и не говорю, что мало зарабатываю, но, черт побери, мне здорово надоела эта песня! Пока бедные нищают и стареют, богатые богатеют еще больше. А у меня нет ни малейшего желания состариться в этой чертовой дыре, Гвидо. По правде говоря, я уже подумывал: а не попроситься ли мне в какое-нибудь другое место?
Гвидо насмешливо хмыкнул и, хитро прищурившись, сказал:
— Смотри, Бижу, как бы они сами не присмотрели тебе такое местечко в ближайшие дни.
Убедившись, что Паприелло понял его намек, Гвидо докончил:
— На твоем месте я бы не стал даже заикаться об этом.
Паприелло хмыкнул в свою очередь. Шел бы Риаппи подальше со своей чепухой... Впрочем, если только...
— Надеюсь, ты это не всерьез, Гвидо? — пробормотал он.
— Кто его знает, как все может повернуться, — со вздохом ответил глава проекта. — В наше время, когда имеешь дело с такими парнями, никогда нельзя загадывать наперед. Повторяю, Бижу, теперь все здорово переменилось.
— Но тебе отлично известно, — мягко возразил Паприелло, — что, в сущности, сами устои никогда не меняются, по крайней мере, в главном.
Риаппи снова вздохнул:
— Может, ты и прав. Может быть, в главном они не меняются. Достаточно вспомнить, что сделала банда Маринелло с моим кузеном Гусом. Причем без малейших на то оснований, вот что обидно!
Бижу наизусть знал историю с кузеном Гусом. И оснований для его преждевременной кончины, черт побери, было более чем достаточно. |