Раздался стук каблуков по кафельному полу, и в поле зрения попала пара туфель. Красных.

Черт! Я зажала ладонью рот, чтобы не захныкать. Сейчас я уже была на ногах. Полностью одета. И чувствовала в желудке тошноту.

— Пора. Выходи, — произнес Сахарок.

Я потянулась за сумкой, висевшей с обратной стороны двери на крючке, но прежде, чем успела ее схватить, засов отдал концы, и дверь рывком распахнулась, утащив сумку у меня из-под носа.

— Я все для него делал, — пожаловался Сахарок, слезы струились у него по щекам. — Квартиру держал в чистоте, готовил его любимые блюда. И это хорошо работало — пока ты не появилась. Я ему нравился. Я знаю, что нравился. Ты все разрушила. Сейчас все, о чем он думает, только охота за головами. Я спать по ночам не могу. Все время беспокоюсь, что его убьют или покалечат. А ему и дела нет с этой охотой.

Одной рукой он держал пистолет, а другой размазывал слезы по лицу. Руки его тряслись, и меня он пугал до чертиков. Я сомневалась, что он способен на убийство, но ранение от случайного выстрела столь же смертельно, сколь и от умышленного.

— Ты все не так воспринимаешь, — произнесла я. — Салли просто расшифровывает для меня записки. Он не участвует ни в чем опасном. И, кроме того, ты ему действительно нравишься. Он считает, что ты потрясный. Он там, в зале. Ищет тебя весь вечер.

— Я все твердо решил, — сказал Сахарок. — Вот как все будет. Я от тебя избавлюсь. Только так я смогу защитить Салли. И это единственный способ его вернуть. — Он мотнул пистолетом в сторону двери. — Пошли-ка, выйдем наружу.

Что ж, прекрасно, подумала я. Выйти наружу хоть какая-то отсрочка. Когда мы пойдем через зал, Рейнжер его прикончит. Я осторожно подошла к двери и вступила в темный коридор, двигаясь медленно, дабы не нервировать Сахарка.

— Нет, нет, — возмутился Сахарок. — Ты не туда собралась. — И указал на дверь в другом конце коридора. — Вот сюда.

Проклятье.

— И не думай выкинуть какую-нибудь глупость. Тут же пристрелю, — предупредил он. — Я ведь могу, не сомневайся. Ради Салли я на все пойду.

— У тебя и так неприятности. Ты же не захочешь добавить к ним еще и убийство.

— Ах, я и на убийство пойду, — произнес он. — Я зашел уже слишком далеко. Меня ищет каждый коп в Трентоне. А ты же знаешь, что будет со мной, если меня арестуют. Никто не будет церемониться. Уж лучше попасть в камеру смертников. Им хоть причитается отдельная камера. Я слышал, там даже есть телевизор.

— Да, но в конечном итоге тебя же казнят!

Слезы струились по его щекам, но подводка даже не размазалась. Этот мужик знал толк в макияже.

— Хватит болтать, — сказал он, взводя курок на револьвере. — Выходи наружу. Сейчас же. Или я застрелю тебя здесь. Клянусь, застрелю.

Я открыла дверь и выглянула. С правой стороны находилась маленькая служебная парковка, а с левой два мусорных бака. Площадку освещала единственная лампочка. За баками проходила подъездная асфальтовая дорожка. Затем газон и дом престарелых. Действительно удобное место, чтобы застрелить меня. Уединенное, и шума отсюда не слышно. А у Сахарка имелось несколько отходов для бегства. Он мог даже вернуться назад в клуб.

Сердце мое выдавало тук-тук, тук-тук, а голова впитывала все, как губка.

— Погоди минутку, — сказала я. — Мне нужно вернуться внутрь. Я забыла сумку.

Он закрыл за собой дверью

— Тебе не понадобится сумка там, куда ты отправишься.

— И куда же это?

— Ну, я точно не знаю. Куда бы ты там не отправилась, когда умрешь.