Его пистолет валялся в двух или трех шагах. Его руки задвигались, и он попытался поднять голову, когда я взглянул на него.
Я встал на колени и пополз к нему, стараясь избавиться от звона в ушах, который то утихал, то вырастал, разрывая мою голову на части. Я полз и чертыхался, но все же добрался до него. Он пошевелился и повернул ко мне лицо, покрытое грязью и белое от шока. Глаза его были широко раскрыты, в них застыли ужас и недоумение.
Я приподнялся на коленях и замахнулся здоровой рукой, стараясь вложить в удар все остатки сил. Он слегка отшатнулся, и я ударил его ребром ладони по челюсти чуть ниже уха. Удар пришелся в надлежащее место, но он только заставил Наварро снова уткнуться лицом в грязь. Он все еще двигался, пытаясь встать.
Мой удар обладал не большей силой, чем пощечина, которой семнадцатилетняя девочка награждает своего чересчур предприимчивого приятеля, но это было все, на что я был способен. Поэтому я снова повторил его. Этот был не сильнее первого, но Наварро все же перестал шевелиться. Я посмотрел на двух других мужчин, лежавших на дороге. На кровавый ужас.
Четыре динамитных палочки, взорванные на таком расстоянии, не очень-то церемонятся со своими жертвами. Они не проделывают в их телах маленьких аккуратных дырочек: динамит рвет и терзает, отрывает напрочь руки и ноги, дробит черепа, ломает ребра, выдавливает глаза и превращает тела в окровавленные мешки, набитые кошмарным месивом из мяса, костей и измочаленных внутренностей.
Когда я снова обернулся к Наварро, я увидел Эллен, которая вышла из машины и направилась ко мне.
— Вернись! — закричал я. — Не подходи сюда!
— Я просто… Что с тобой, Шелл!
— Со мной все в порядке! Возвращайся в машину!
Она повернулась, сделала два шага к машине и снова остановилась. Медленно, словно нехотя, она не то чтобы упала, а просто как-то опустилась на землю. Она так и застыла в этой странной позе, сидя на дороге, повернувшись ко мне спиной, низко склонив голову и спрятав лицо в ладони.
Я осмотрел Наварро. Какой-то шальной осколок воткнулся ему в бедро, разорвав брюки и кожу, но в остальном он казался невредимым, если не считать шока и контузии от удара взрывной волны. Во всяком случае, он вовсе не выглядел так, словно собирался умереть, по крайней мере, от динамита.
Я перевернул его на спину. Из носа у него текла кровь. Он застонал. Через минуту он придет в себя…
Неожиданно мне пришла в голову отличная мысль. Если Наварро поверит в то, что он умирает, мне не составит большого труда вытянуть из него все, что он знает о преступлении. Во всяком случае, стоило попытаться.
Кровью, вытекавшей из носа, я измазал все его лицо, руки и грудь рубашки, затем поднял пистолет и стал ждать.
Веки его задрожали. Он застонал, провел языком по пересохшим губам и замер от ужаса, не успев убрать язык, когда его широко раскрывшиеся глаза заметили меня, сидящего с ним рядом на дороге. Я дал ему достаточно времени, чтобы прийти в себя окончательно.
— Плохи твои дела, Джо, — сказал я.
— Доктора… — прохрипел он. — Отвези меня к доктору…
— Ах вот как? Доктора тебе? А не ты ли только что собирался прикончить меня вот этим? — я помахал пистолетом перед его носом. — Не ты ли так радовался возможности убить меня?
Я постарался, чтобы это прозвучало как можно тверже, но голос мой плохо повиновался мне.
— Я вовсе не собирался делать этого. Я просто… — он скосил глаза на залитую кровью рубашку, затем поднял руки и в ужасе уставился на влажные пятна, покрывавшие их. Голова его свалилась обратно в грязь, руки бессильно опустились вдоль тела. Мне показалось, что он потерял сознание, но он снова прохрипел:
— Доктора… Доктора, умоляю!
— Слишком поздно, Джо…
— Ты думаешь… я умираю?
Я не сообщил ему, что я думаю. |