– Разве эта штука не радиоактивная? – спросил Петровский, завороженно наблюдавший за действиями Сборщика.

– Радиоактивная, но не в опасной для человека степени. Почему‑то люди думают, что все радиоактивные материалы опасны одинаково. Это не так. Часы со светящимся циферблатом радиоактивны, но мы же их носим. Уран излучает альфа‑частицы. У него низкая радиоактивность. Плутоний действительно смертелен. Таким же становится и уран, когда достигает критической массы. Это происходит непосредственно перед взрывом. Сейчас никакой опасности нет.

Долго пришлось повозиться с фарами. Сначала Васильев вынул стеклянные лампы, затем нити накаливания и внутреннюю чашу рефлектора. Теперь у него в руках оставались только две необычайно тяжелые полусферы из стального листа особой прочности толщиной в один дюйм. Полусферы по краю имели фланцы с шестнадцатью отверстиями для того, чтобы их можно было скрепить при помощи болтов и гаек. Вместе полусферы образовывали правильной формы шар.

В одной из полусфер у основания имелось отверстие диаметром два дюйма с резьбой внутри для стального цилиндрика из левого башмака Лички. У другой полусферы был небольшой отвод в виде трубки, тоже диаметром два дюйма с фланцем по краю и наружной резьбой. Сюда навинчивалась стальная трубка из выхлопной системы «Ханемага».

Последним был детский мяч. Васильев разрезал яркую резиновую оболочку. Под ней в электрическом свете блеснул металлический шар.

– Это свинцовый экран, – пояснил Васильев. – Внутри шар из урана, это и есть расщепляемый сердечник атомной бомбы. Я его извлеку позже. Он радиоактивен, как и тот стержень.

Еще раз убедившись, что все компоненты на месте, он занялся стальным шкафом для документов. Положив его плашмя на пол, он открыл дверцу и из деревянных реек и планок соорудил внутри подобие деревянного каркаса, опирающегося на дно шкафа. Низ шкафчика он застелил толстым слоем пористой резины, которая должна была защитить механизм от сотрясений.

– Я проложу еще стенки и верх, когда бомба будет внутри, – объяснил он.

Потом он взял четыре батарейки и соединил их клеммами. Обмотав изоляционной лентой, превратил их в одну большую батарею. Наконец он просверлил четыре небольших отверстия в дверце и проволокой закрепил батарею изнутри.

Было двенадцать часов дня.

– Ну ладно, – сказал Васильев, – давай собирать устройство. А, кстати, ты когда‑нибудь видел атомную бомбу?

– Никогда, – хрипло ответил Петровский.

Он отлично разбирался в восточных единоборствах, знал самбо, не боялся кулаков, ножей и огнестрельного оружия, но хладнокровная беспечность Васильева, в чьих руках было то, чего достаточно, чтобы сровнять с землей целый город, пугала его. Как и большинство людей, он относился к ядерной физике, как к некоему оккультному искусству.

– Раньше такие устройства были очень сложными, – рассказывал Сборщик, – очень громоздкими, изготовить их можно было только в особых лабораторных условиях, а сегодня конструкция обычной атомной бомбы стала настолько проста, что ее можно собрать практически на любом верстаке при условии известной осторожности, наличия определенных деталей и опыта.

– Здорово, – сказал Петровский.

Васильев разрезал тонкую свинцовую оболочку, защищавшую урановый шар. Отделить свинец не представляло никакой сложности. На внутреннем шаре диаметром пять дюймов было сквозное отверстие сечением два дюйма.

– Хочешь расскажу, как это происходит? – спросил Васильев.