Андре Моруа. Четвертый угол треугольника
«Как эти мужчины глупы, — подумала Соланж Вилье, разглядывая тоненькую Жюльетту, ее заплаканные глаза, удлиненную головку робкой газели. — Да, как же эти мужчины глупы, — размышляла Соланж. — Взять хотя бы Франсиса. У него, конечно, есть небольшой талант, и успех некоторый у него есть, но он должен бы каждый день благодарить судьбу за то, что у него такая прелестная, нежная и любящая жена, как Жюльетта. А этот глупец, за кем он ухаживает? За Шанталь, которая и старше Жюльетты, и не так хороша, как она, и к тому же не скрывает свою связь с Манаго. Есть от чего заплакать». Соланж улыбнулась Жюльетте. Она почувствовала себя доброй-доброй, и ей вдруг очень захотелось помочь бедняжке. — Милочка, — сказала она, — не принимайте вы так всерьез эту банальную историю. Немножко больше юмора. Ничего в ней нет опасного, и я помогу вам с ней разделаться. Вы очаровательны, но мужчину удержать вы не умеете, и в этом все дело. Я научу вас… Почему ваш муж бегает за Шанталь, у которой нет ни вашей фигуры, ни вашего личика, ни вашего ума? За Шанталь, которая уже давно не может обойтись без институтов красоты да пластических операций? Потому что она создает у него впечатление, что ее любят другие, потому что она ему говорит: «Сегодня вечером не могу, у меня будет такой-то… Завтра? Да нет, завтра я иду в гости с таким-то». Послушайте, малышка, вы мне симпатичны. Каждой молодой женщине нужна приятельница, которой можно вполне довериться. Я к вашим услугам. Будьте мне сестрой, мы станем всюду бывать вместе, я вам покажу, как надо обращаться с мужчинами. Посмотрите на моего, он у меня выдрессирован. — Но я не испытываю ни малейшего желания дрессировать Франсиса. Я его люблю и хочу, чтоб он меня любил. — Разумеется, это ваша цель. Но надо подумать и о средствах! А средства, с тех пор как мир стоит, — это кокетство, возбуждение ревности и в гомеопатических дозах лесть. Франсис — писатель. Он, должно быть, придает огромное значение своей работе. Вы умеете с ним говорить о ней? Жюльетта тяжело вздохнула и окинула взглядом разбросанные вокруг книги. — Надеюсь. Но я так им восхищаюсь, что часто чувствую себя недостойной… Я не осмеливаюсь судить о нем. — Вот уж унижение паче гордости! — сказала Соланж. — Вам этого не понять! — проговорила Жюльетта со страстью. — Никто не понимает, какой человек Франсис. Прежде всего он все знает. Легкость его пера граничит с чудом… Он, как Бальзак, пишет роман за месяц. Но главное не это. Он тонок, великодушен, нежен. Он угадывает желание женщины прежде, чем она сама их осознает. Рядом с ним живешь как в волшебном сне. — В самом деле? — спросила Соланж и вдруг встрепенулась, как боевой конь при звуке трубы. — В самом деле? Что-то я никогда в нем этого не замечала. — Вы же его почти не знаете. До этой роковой встречи с Шанталь он мало бывал в обществе и никогда не появлялся без меня. А последние шесть недель он меня избегает. Отыскивает предлоги для поездок, чтобы следовать за ней. Этим летом он бросил меня одну в деревне, а сам колесил по Далмации и по горам Пуйи. — По горам Пуйи? — переспросила Соланж, которую это позабавило, потому что Шанталь накануне говорила ей о Бари и каблуке итальянского сапога. — А сейчас он говорит, что хочет поехать на уик-энд к вам в Марли и что меня вы не приглашали. Шанталь будет? Соланж отвела на мгновение взгляд от ее пылающего личика, потом, приняв какое-то решение, посмотрела Жюльетте прямо в глаза: — Должна была приехать… Я-то ведь не знала… Франсис мне сказал, что вы терпеть не можете уик-энды. |
