К концу четвертого тайма они были на грани самоубийства — все, а не только Отто, который к тому же еще и напился вдрызг. Он уснул прямо за стойкой бара, когда по телевизору показывали рекламу пива и до окончания матча оставалось две минуты. Очнувшись, он взглянул на экран: шли последние мгновения игры. Мучительный, уже не раз снившийся ему сон длился, казалось, несколько часов, то есть куда дольше, чем любая реклама.

Отто снилось, что он находится в родильной палате, а в углу стоит еще какой-то мужчина, лицо которого скрывает хирургическая маска, так что видны только глаза. Женщина-гинеколог принимает у его жены роды, и ей помогает медсестра, которой Отто никогда в жизни не видел. Но докторша — та самая, что наблюдала миссис Клаузен; они много раз посещали ее вместе.

Мужчину в углу Отто не узнавал, но вдруг догадался, кто это может быть, и душу его охватили дурные предчувствия.

Наконец родился ребенок, и миссис Клаузен так сияла от счастья, что Отто, глядя на нее, и во сне не мог сдержать слез. И тут человек, стоявший в углу, снял маску и оказался тем самым репортером с телевидения, который угодил в пасть ко льву. Да, знаменитый плейбой, бедолага, как там его зовут? Миссис Клаузен подняла глаза и устремила на него безмерно счастливый взгляд. Самого Отто она словно не замечала, а может, ему только казалось, что он находится там?

И еще одна загадка: у этого корреспондента-бедолаги оказалось две руки! И он обеими руками держал новорожденного младенца! А миссис Клаузен вдруг приподнялась на постели и погладила его левую ладонь!

Затем Отто увидел самого себя. Он лихорадочно осматривал свое тело, пытаясь отыскать руки. И вдруг понял: левой руки у него нет!..

И тут же проснулся — весь в слезах, в спортбаре Грин-Бея, за две минуты до конца матча на суперкубок Кто-то из приятелей, неправильно истолковав слезы Отто, ласково потрепал его по плечу и сказал с грубоватым сочувствием:

— Да уж, дерьмовая игра!

Но Отто, хоть и был здорово пьян, все же постарался больше не отключаться. И не потому, что боялся пропустить конец игры, — он боялся, что ему снова приснится тот сон. Уж лучше совсем не спать, думал он.

Конечно, он понимал, почему ему снятся такие сны, и стыдился этого, и никогда не рассказывал об этом жене.

Отто не первый год сидел за рулем тяжелого грузовика, принадлежавшего пивной компании, и считал себя образцовым водителем: он, к слову, ни разу в жизни не сел за руль пьяным. Он вообще пил мало и обычно ничего крепче пива в рот не брал, и ему, конечно же, стало стыдно — причем за все сразу: что он так набрался, что ему приснился отвратительный сон и что любимая команда провалила игру.

— По-моему, я сегодня перебрал, — признался Отто бармену, своему верному другу, человеку в высшей степени порядочному. — Не стоит, наверно, за руль садиться. — Жаль, подумал бармен, что у нас такие пьяные редко встречаются. Вот бы все были столь же ответственными и совестливыми, как наш Отто!

Выход они придумали быстро. Обоим показалось, что Отто не стоит принимать предложения подвезти его, одно за другим следовавшие от его пьяных и безответственных приятелей. Он еще и сам вполне держался на ногах и запросто мог отогнать свой грузовик подальше от служебного входа — оттуда до стоянки было всего метров пятьдесят, не больше, — чтобы не мешать доставке и разгрузке товаров, которая начнется с раннего утра в понедельник. Не требовалось даже выезжать на тротуар или пересекать улицу. А потом бармен вызовет ему такси.

— Нет-нет, я сам вызову такси, — пробормотал Отто, — у меня в кабине мобильник — Он пообещал, что перегонит грузовик и сразу же позвонит в таксопарк. А пока будет дожидаться такси, еще и жене позвонит — надо же узнать, как она там себя чувствует и не слишком ли расстроена глупейшим проигрышем команды Грин-Бея.