Ирен поражала его необыкновенной целеустремленностью в каждой грани своего бытия. В политическом плане она придерживалась левых убеждений, тратила массу времени и энергии на работу в Лиге арендаторов Санта-Моники, погружалась в восточные религии, страстно мечтала о том, чтобы поехать в Индию и заниматься там под руководством гуру. В сексе она действовала прямолинейно и властно, без всяких предисловий, а после занятий любовью хватала книгу по индийской философии и погружалась в чтение.

Более всего Дэвида Джатни приводило в ужас ее намерение взять ребенка с собой в Индию. Ирен была из тех женщин, которые абсолютно уверенны, что утвердят себя везде, что судьба благосклонна к ним, что с ними не может случиться ничего дурного. Дэвид Джатни представлял себе маленького мальчика, спящего на улицах Калькутты вместе с тысячами больных и нищих. В минуту гнева он сказал ей, что не может понять людей, верящих в религию, которая не препятствует размножению сотен миллионов людей, обреченных на нищету. А она ответила, все происходящее в этом мире несущественно, поскольку то, что совершится в следующей жизни, будет гораздо более интересным и вознаградит за все. Дэвид Джатни не видел в этом логики. Если вы перевоплощаетесь, то где гарантия, что не окажетесь в такой же жалкой жизни, как и та, которую вы покинули?

Джатни приходил в восторг от Ирен и от того, как она обращалась со своим сыном. Она частенько брала маленького Кэмпбелла на политические собрания, потому что ее мать не всегда могла прийти и посидеть с мальчиком, к тому же Ирен была слишком горда, чтобы часто обращаться к ней с такой просьбой. На этих политических или религиозных собраниях она укладывала его в маленьком спальном мешке у своих ног. Иногда, когда детский садик, который он посещал, бывал по каким-либо причинам закрыт, она даже брала мальчика к себе на работу.

То, что она преданная мать, не подлежало сомнению, но Дэвида Джатни поражало ее отношение к материнским обязанностям. Она не испытывала естественного желания оберегать своего ребенка, не волновалась, что что-то может повредить ему, а относилась к сыну, как относятся к любимому домашнему животному, собаке или кошке. Ее совершенно не беспокоило, что думает или чувствует ребенок. Она была убеждена, что материнство ни в коей мере не должно ограничивать ее жизнь и превратиться в обузу, что она должна сохранить свою свободу. Дэвид думал, что Ирен немного сумасшедшая.

Однако она была хорошенькой и когда концентрировалась на сексе, могла быть неотразимо страстной. Дэвид наслаждался близостью с ней. Она была вполне умелой в повседневных делах и не доставляла особых хлопот, так что он разрешил ей переехать к нему.

Двух последствий этого он никак не мог предвидеть: во-первых, стал импотентом, а во-вторых, полюбил маленького мальчика Кэмпбелла.

Готовясь к их приезду, он купил большой чемодан, и уложил в него свои ружья и патроны. Он не хотел, чтобы четырехлетний ребенок случайно взял в руки оружие. Так получилось, что к этому времени у Дэвида Джатни набралось достаточно орудия, чтобы снарядить супергероя-бандита: два ружья, автоматический пистолет, коллекция ручного огнестрельного оружия. Один такой маленький пистолет двадцать второго калибра он носил в кармане пиджака в кожаном футляре, больше походившем на перчатку, а по ночам обычно клал его под подушку. Когда Ирен и Кэмпбелл переехали к нему, он спрятал этот пистолет вместе с остальным оружием и повесил на чемодан прочный замок. Даже если ребенок обнаружит чемодан открытым, он никак не сможет догадаться, как зарядить оружие. Другое дело Ирен. Не то, чтобы он не доверял ей, но она была женщиной с причудами, а причуды и оружие не сочетаются.

В день их приезда Джатни купил для Кэмпбелла несколько игрушек, чтобы мальчик не чувствовал себя потерянным.