Теперь его от остальных поимщиков отделяла «речка-вонючка». Ее правый берег оказался сухим, и на нем не стоял стеной уже здорово доставший Сережу ломкий бурьян. Пока пацаны продирались через трещащие джунгли, доходившие даже рослому Буратино почти до плеч, он спокойненько шел себе по жухлой траве, помахивая своей железякой, и странное дело — и страх прошел, и настроение улучшилось, и еще — появилась твердая уверенность в том, что никакого маньяка-убийцу они, конечно же, не встретят и весь их героический поход закончится костром на берегу Волги, печеной картошкой, которую они предусмотрительно захватили с собой, поздним возвращением домой и дежурной выволочкой за несделанные уроки и за то, что он так и не удосужился пообедать.

Пустошь тем временем кончилась. Друзья подошли к подножью холмов, не очень высоких здесь, но там, со стороны Волги, обрывавшихся вниз метров на триста чередой лесистых уступов. Много позже Сережа узнает, что это называется «речной террасой», но в детстве он таких мудреных слов не знал и, как и все в Средневолжске, именовал эти горки «буграми». «Пошли на бугры?» — «Пошли!»

Русло ручья сильно понизилось, образовав небольшую долину, метров двадцать в ширину, скорее даже не долину, а овражек с довольно крутыми склонами. Справа вырос самый высокий Лысый бугор, слева тоже торчала небольшая горка, а худые березки и осинки, росшие тут и там, скрывали окружающий пейзаж. Сергей перестал видеть друзей и слышать их шаги и, пройдя еще с десяток метров, остановился.

Пора было перекурить, да и бродить по этим холмам в одиночку ему не улыбалось. Он собрался было крикнуть Дрозду, что все, тормозим, даже набрал для этого воздуха в грудь, но тут раздался сухой треск ломающейся ветки и сразу за ним — шорох, который обычно издает одежда быстро идущего человека.

Сережа обернулся, и крик застрял у него в горле — там, где он только что прошел, шагах в десяти позади, стоял человек! Даже теперь, хотя прошло уже немало лет, он отчетливо помнил Серого человека — длинный темно-серый, перепачканный грязью плащ с капюшоном, такие выдавали лесникам и рыбинспекторам, высокая, чуть сгорбленная фигура, тяжелые литые резиновые сапоги, все в глине, за спиной — тощий выгоревший рюкзак.

Сердце дало сбой и гулко ударило в уши — он! Сразу же ватная слабость охватила ноги, во рту пересохло, а руки задрожали той противной, трусливой дрожью, которая ведома только записным «конькам». «Все, — понял Сережа. — Я попался!»

До сих пор он так и не смог понять, почему тогда не закричал. Издай он хоть один, пусть совсем тихий вопль, пацаны примчались бы на помощь и Серый человек, скорее всего, убежал бы. Скорее всего… Но Сережа не крикнул. Он стоял, молчал и широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел на медленно приближающуюся фигуру в плаще.

Постепенно, как проступает изображение на фотобумаге в ванночке с проявителем, из темного провала капюшона проступили черты лица — тонкие губы, заросшие рыжей щетиной щеки, низкий лоб с прилипшими к нему грязными прядями потемневших от пота волос, и глаза — белесые, с расширенными зрачками. Все в этом лице было застывшим, мертвым, только губы постоянно кривились в какой-то дикой усмешке и шевелились ноздри кривого, перебитого носа. Маньяк не показался Сереже страшным — просто обычный человек, каких много, но именно эта «обычность» еще сильнее напугала мальчика.

Серый подошел к нему почти вплотную, так что Сережа почувствовал тяжелый запах пота, перепревшей одежды, дешевых сигарет и почему-то резины и больницы.

Пока маньяк шел, руки его были в карманах, но подойдя ближе, он протянул их к Сергею и тихим, бесцветным голосом произнес:

— Дай сюда!

Он имел в виду арматурину, которую Сережа все еще сжимал в кулаке, и тут ему надо было вмочить что есть силы по серому капюшону ребристой железякой и бежать, голося на весь лес, но он лишь бросил взгляд на протянутую руку и окончательно одеревенел — на руках были резиновые перчатки!

Сергей и теперь не знал, почему тогда это его так поразило, но в тот момент именно простые перчатки толстой резины, какие используют в работе электрики, чтобы их не долбануло током, произвели на него настолько жуткое впечатление, что он покорно протянул Серому свое оружие.