— Ну, тогда придется по-простому, без всякой психологии, — решительно заявил «рыбоглазый», поднося полено к лицу пленного. — Как оно тебе нравится? Долго выбирал, все думал, что кто-то поумнеет, но не судьба. Значит, придется вам свести близкое знакомство. И нечего на него так таращится! Обычное полено, Буратины из него точно не выйдет, а вот выйдет ли толк? Сейчас посмотрим!

Двумя быстрыми движениями выдернув палки, резко дернул Фёдора в верх и сразу толкнул назад. Удара о землю онемевшее за все это время тело просто не почувствовало, только сыпануло из глаз искрами, когда затылок встретился с грунтом. Легонько пнув под ребра заставили перевернутся на живот. Подумал было рвануть подальше, но занемевшее тело не слушалось, и подняться вышло только на четвереньки. «Рыбоглазый» легко нажал стопой между лопаток заставив ткнутся носом в землю, а потом и вовсе уселся на поясницу, отгибая голову двумя руками назад — за волосы, и захватив шею в сгиб локтя.

— Я понимаю голубчик, что ты готов уже все мне рассказать и расколоться, как то полешко, до самой опы, — зашипел он в ухо. — Но дело в том, что мне совершенно не нужен поток вранья, который ты там себе обдумал и заранее приготовил. А потому — говорить ты будешь, только когда будешь готов говорить. Чистую правду, можно сказать — на грани откровения. Более того, говорить её ты будешь, когда я решу, что ты готов говорить.

Голову резко выпустили, отчего Фёдор ткнулся со всего маху носом в землю, зато наступили на сгиб ноги с обратной стороны колена.

— А ножку мы немного приподнимем… — комментировал свои действия «Рыбоглазый», — вот под неё поленце наше и подложим…

«Давай», — буднично раздалось сверху над сжавшимся от ожидания непонятно чего Фёдором, а потом на ногу прыгнули…

Самым жутким в произошедшем была не боль. В первые мгновения её не было, или она была столь сильна, что вообще не воспринималась. Тяжелым свинцовым ужасом придавил затрепыхавшееся сердце мокрый хруст, воспринятый даже не ушами, а скорее всего, прошедший через тело. Этот жуткий звук и новое ощущение необратимости произошедшего оказалось многократно сильнее. Ледяной ужас уже не промораживал внутренности, он плескался внутри, не находя выхода — кляп не позволял излить его даже в крике.

Казалось, ещё миг — и сердце просто остановится, превратившись в ледышку в этих тисках, но потом пришла боль. Хотя вернее будет сказать — боль, которая просто огнем выжгла разлившийся по телу мертвый холод. Но она тоже не имела выхода и теперь все внутренности превратились в сплошной пульсирующий огонь. Кажется, он всё же, кричал, забыв про воткнутый в рот кляп, и только благодаря этому бушующее внутри пламя начало угасать.

Когда стало возможно отвлечься от внутренних ощущений, Фёдор осознал, что ему опять задирают голову вверх, ухватив за волосы, но в этот раз он совсем не чувствует боли. Точнее, эта боль совсем не воспринимается на фоне лавы, плещущейся внутри черепушки. И совершенно не было никаких сил даже плюнуть в маячившую перед глазами рожу «Рыбоглазого».

— Да, я всё понимаю, — ласково сказал палач, размазывая по щеке мальчика слезы вместе с грязью, — ты уже согласен, и всё такое… Просто надо повторить, поверь мне. Это чтобы ты понял намёк — насколько хуже будет, если ты только попробуешь что-то недоговаривать.

На вторую ногу наступили, а под голень сунули полено. Прежде чем прыгнуть на лодыжку несколько раз нажали, видимо рассчитывая сделать ожидание более мучительным, но Фёдор уже не имел сил на переживания и тупо ждал повторения случившегося.

И дождался! В этот раз ощущения были намного сильнее, хотя, казалось, что это невозможно.