Племянник Отто и старший брат Авроры Карл-Иоганн фон Кенигсмарк был любимцем нашего Карла II, — красавец, щеголь, задира и негодяй, каких мало, он едва избежал в Англии виселицы, хотя сполна заслужил ее убийством Тома Тинпа из Лонглита. С ним в Лондоне жил его младший брат, тоже красавец, тоже щеголь и тоже порядочный негодяй, весь в старшего. Юный Филипп фон Кенигсмарк был вместе с братом замешан в этом убийстве, и, право, жаль, что он уберег свою красивую шею от петли. Он перебрался в Ганновер и вскоре был назначен командовать его светлости курфюрста Ганноверского драгунским полком. Когда-то, еще мальчиком, он состоял пажом при герцогском дворе в Целле; и рассказывают, будто он и прекрасная принцесса София-Доротея, теперь супруга наследного принца Ганноверского, были в детстве влюблены друг в друга. Любви этой теперь предстояло возродиться, чтобы привести затем к ужасному концу.

Недавно была выпущена биография супруги Георга I, принадлежащая перу доктора Дорана, и я, признаюсь, был поражен приговором, который выносит автор, оправдывая эту многострадальную женщину. Что муж у нее был холодный эгоист и распутник, никто не спорит; но что у этого плохого мужа была плохая жена, тоже не вызывает сомнений. Она вышла замуж за собственного кузена ради денег или иных выгод, как полагается всякой принцессе. Собой она была необыкновенно хороша, жива, остроумна, образованна; его грубость выводила ее из себя; жестокость оскорбляла ее нежные чувства; от его холодности, от его привычки молчать у нее стыло сердце. Не удивительно, что она мужа не любила. О какой любви могла идти речь в подобном браке? Бедная женщина должна была как-то распорядиться своим незанятым сердцем, и она вздумала подарить его Филиппу Кенигсмарку, негодяю, которому равного не сыскать во всем XVII столетии. Спустя сто восемьдесят лет с того дня, как этот красавчик опочил в своей безвестной могиле, один шведский профессор случайно наткнулся в университетской библиотеке Упсалы на шкатулку с письмами, которые писали друг другу Филипп и Доротея, и так стала известна их печальная история.

Неотразимый Кенигсмарк завоевал в Ганновере два женских сердца. Помимо молодой красавицы — супруги наследного принца Софии-Доротеи, он еще сумел внушить страсть старой придворной мегере графине фон Платен. Принцесса осаждала его своей верной многолетней любовью. Нежные письма во множестве тянулись за смелым авантюристом в военные походы и не оставались без ответов. Она хотела бежать с ним; хотела во что бы то ни стало оставить ненавистного мужа. Она обращалась к родителям с просьбой приютить ее; строила планы отъезда во Францию и принятия католичества; она уже собрала свои драгоценности, готовясь к побегу, и, наверно, обсудила со своим возлюбленным все подробности во время того последнего ночного свидания, после которого Филиппа Кенигсмарка больше никто никогда не видел.

Кенигсмарк, будучи в Дрездене, под действием винных паров, — а не существует такого порока, которому этот господин, по его же собственному признанию, не был бы привержен, — похвалялся за ужином своими близкими отношениями с двумя ганноверскими дамами, не только с принцессой, но и еще с одной особой, пользующейся в Ганновере большим влиянием. Графиня Платен, старая фаворитка курфюрста, ненавидела молодую принцессу. Красавица обладала живым умом и постоянно высмеивала старуху. Ее шутки доходили до старой Платен тем же путем, каким и сегодня распространяются наши досужие речи; словом, обе дамы терпеть друг друга не могли.

Действующие лица этой трагедии, над которой сейчас опустится занавес, люди скверные. И сам сластолюбивый курфюрст, хитрый, эгоистичный, расчетливый, знающий толк в вине и прочих радостях жизни (его неизменным довольством, мне кажется, лишь усугубляется мрачный колорит этой истории), и его курфюрстина, которая говорит мало, но все замечает; и старая Иезавель его фаворитка; и его сын, принц, тоже расчетливый и самодовольный, эгоистичный, невозмутимый и обычно безмолвствующий, пока его не вывел из себя острый язычок его прелестной супруги; и сама несчастная София-Доротея со своей бессмысленной верностью и пылкой страстью к негодяю-любовнику, совершающая открытые безумства и пускающаяся на тонкие хитрости, кокетка и жертва со своей дикой ревностью к мужу (которого ненавидела и обманывала) и ложью, ложью без конца; и, разумеется, доверенная подруга, в чьи руки попадают письма; и кончая самим Лотарио, ничтожеством, который, как я уже говорил, ни по красоте, ни по испорченности не имел себе равных.