Миссионеров Шульга не любил ни в армии, ни среди волонтеров, да и сам им не был, даже с учетом нынешней своей профессии ликвидатора-санитара. У идейных всегда существует лишь одна правда, причем своя, а так как они “не за себя, а за идею”, то им все вокруг по жизни должны. Поэтому он предпочитал иметь дело не с пламенными борцами, а с циничными профи, работающими по правилам, но за деньги. Филин, похоже, именно из таких.

— Зачем ты сюда приехал? — спросил Шульга.

— А сам ты за что воюешь? — ответил вопросом на вопрос Филин. — Вроде бы русский, наш.

— Я не россиянин. Я украинец. Ваши мою страну просто взяли и тупо нагнули. И мне плевать, на каком языке говорят те, кто это сделал. Примерно понятно?

— Ну, в общем, да…

— Ты русских с россиянами не мешай! — встрял в разговор Назгул из глубины бетеэра. — Я десять лет на Кипре работаю. Сначала да, все одинаковые были, что москали, что хохлы. Но вскоре начали различаться. На отдыхе в чужой стране это хорошо видно. Украинцы — нормальные, хоть большинство говорит по-русски. А вот россияне по поведению — как дети из спецприемника для дебилов, которых из клетки выпустили на волю, даже миллиардеры. Так что ну вас нахер с вашим российским миром. Вы только сами себе и нужны, рядом с вами жить — все равно, что по соседству с бомжатником…

— Давайте без философии, — поморщился Филин. — Лучше скажите, вы оба были в Шармалыке?

— Только я! — ответил Шульга.

— Ты там моих парней положил…

— Сказал бы, что ничего личного, но это будет не так!

Филин задумался. Потом спросил.

— А не боишься? Ведь может как угодно обернуться. Если что, отвечать придется…

— Когда у меня появляется ощущение внутренней правоты, то хрен я чего боюсь! — просто сказал Шульга.

Филин еще раз задумался. Коротко кивнул, мол принял, проехали. Что у него при этом творилось в душе Шульга так и не разобрал. Профессионал хренов, умеет чувства скрывать. Но это пока не важно. Главное то, что он сделал наконец выбор.

Бультерьер вразвалочку подошел к Шульге, поглядел вопросительно, мол какие дальше действия, командир. Но вдруг, не дождавшись реакции, развернулся к воротам и тихо, с выражением, зарычал.

В относительной тишине стал хорошо различим нарастающий рев танковых дизелей.

19. Филин

Воевать со своими Филину, ясный-красный, не улыбалось. Но тут, как говорится, нужно выбирать меньшее из двух зол. Шульга и его команда ведут себя честно, и не собираются его убивать. По крайней мере пока.

Филин в БТР возвращаться не стал, хрена ли толку, танки его в первую очередь измочалят. Потеряв кучу людей, российский командир, кто бы он там ни был, сто пудов рисковать не будет, первым делом прикажет гасить башню с КПВТ. Повертев головой, Филин еще раз оценил примеченную позицию — выступающий, словно обломок зуба, угол стены метрах в двадцати перед линией обороны. Взял РПГ с запасом гранат и, пригнувшись, потрусил.

Залег, разложился. Справа пусковая труба, рядом с ней три гранаты, напоминающие дубинки. Больше и не потребуется. Если танки прорвутся в периметр — дай бог два выстрела сделать. Целить в лобовую броню бессмысленно, потому он и выбрал позицию так, чтобы оказаться в случае прорыва сбоку-сзади. За танками просочится пехота. Для нее, слева, АКСУ с шестью магазинами. Это минуты на три активного боя. Кроме того еще “Стечкин” и нож “Рысь”, которые Филин предусмотрительно прихватил из подвала. Но это уже из области кинобоевиков, до рукопашной схватки дело уже давно не доходит даже в Центральной Африке.