Дэниэл приходит всего через несколько минут, которые показались мне часами.

— Сейчас посмотрим, — обещает он, заползая в палатку. Вытаскивает из рюкзака стетоскоп, слушает ее сердечко. — Неплохо, — говорит он. Затем измеряет ей температуру. — Почти сорок. Надо дать ей парацетамол.

— У вас есть?

Наши запасы закончились еще несколько месяцев назад.

Из кармана рюкзака Дэниэл достает полный пузырек лекарства. Я смотрю на пузырек, затем на Дэниэла. Откуда такое сокровище? Мы осматриваем все пустые дома и магазины, которые встречаются на пути, и иногда нам удается найти пакетик-другой лекарства. Но полный пузырек…

— У меня неплохая… аптечка, — смущенно бормочет он.

— Как? Откуда?

Он улыбается:

— У правительства есть загашник. Надо только знать, как к нему подобраться.

— И вы знаете?

— Скажем так, у меня есть кое-какие связи.

— В правительстве?

Он опять улыбается, но больше ничего не рассказывает.

— Похоже на вирус, — говорит он. — Поите ее чаще, а я буду каждые четыре часа давать ей парацетамол. — И вылезает из палатки.

Внутрь заглядывает Адам.

— У него есть лекарства, Адам, — говорю. — У него есть все необходимое.

— Знаю.

— Мы остановились в хорошем месте.

— Не то чтобы нам было из чего выбирать, — вздыхает он.

Я знаю, что это решение далось ему нелегко.

— Спасибо, — говорю.

— Только не обвиняй меня, если…

— «Если» что?

— Не знаю. Если все пойдет наперекосяк. Я чувствую себя… — он изо всех сил пытается подобрать слова, — как легкая мишень.

— Все будет хорошо. — Я очень хочу верить в то, что говорю.

— Надеюсь, — с сомнением в голосе отвечает он. — Надо разжечь костер.

Поворачиваюсь к Мии. Ей вроде бы уже лучше.

Ее доверчивые глаза неотрывно глядят в мои, и ее число заполняет мою голову. Я не вижу чисел, как Адам, но я знаю ее число.

Адам мне сказал. 2022054. Осталось двадцать пять лет. Это лучше, чем число, с которым она родилась, но в то же время — как мало! От одной мысли об этом у меня все внутренности сводит. Моя дочь не может умереть в двадцать семь лет; несправедливо умирать такой молодой.

«Ей надо найти другое число, более счастливое число».

Могу ли я отдать ей свое, как это сделала Вэл? Если да, то как? Как она сделала это? Если бы это помогло, я отдала бы ей свое число не раздумывая. За Мию я отдала бы жизнь.

Волосенки у нее взмокли от пота, потемнели и закурчавились, но по-прежнему остаются светлыми. Окружают ее голову точно ореол. Что такое двадцать пять лет? Да ничего. Пройдут, не успеешь и глазом моргнуть.

Беру ее на руки. По щекам текут слезы.

Мия поднимает липкую ручку к моему лицу:

— Мама плачет. Мама грустная?

Я не хочу ее расстраивать, но и перестать плакать тоже не могу.

Лучше бы мне не знать. Этот дар, это проклятие принес в нашу жизнь Адам. Он ни в чем не виноват, но сейчас, в этот самый миг, я ненавижу его за это. Ненавижу.

Знать такие вещи противоестественно.

Они разъедают человека изнутри.

Адам

Разводя огонь, я слышу, как Сара рыдает. Может быть, надо вернуться в палатку? Постояв некоторое время снаружи, ухожу в лес.

Я не могу винить ее за то, что она боится. Я живу в страхе почти всю свою жизнь — с тех пор как понял, что означают числа.