Если эта бабушка-старушка позволит себе еще один намек в адрес моей дочери, то в городе появится серийный убийца. Я.

— Ты меня не поняла. Анечка совершенно ни при чем. Такой ребенок не мог бы даже помыслить о подобном… Но ее окружение. Тот же Сережа. А что, если дети поделились друг с другом своими планами?

Как-то сразу вспомнилось пионерское детство, группа «Поиск», в которой я была командиром. Ветераны, тимуровские походы. Линейки-рапорта. Отчетно-выборные собрания и трепет, который охватывал каждого при словах «первый учитель». Я сидела и старилась на глазах. Еще немного — и я стала бы ровесницей Димочкиной бабушки. «СОС-инвест» и длительные программы страхования вернули меня в реальный мир.

— Аглаида Карповна, не морочьте мне голову. Она и так болит. Аня! Аня! — крикнула я. — Давай сюда, будем из тебя признание выбивать.

Первым в комнату вбежал Яша, захлопотанный, невыспавшийся и нервный (кстати, а где был он?).

— Не смейте мучить ребенка! Аня строит плавательный бассейн, и вся вода вытекает на пол. Имейте же совесть, или я буду очень взволнован.

— Пусть вытрет и идет сюда.

Я была непреклонна. Бабушка Аглаида Карповна могла бы получить ступу за лучшую роль бабы-яги, но ничего — я ей этого никогда не прощу.

— Она задачу решает! Тоже мне мать! — возмутился Яша. — Анечка, твоя мама снова нездорова. Она хочет тебя обидеть. Не волнуйся, мы все расскажем бабушке Римме.

— Яша, нам ее некуда поселить. Так что спасать Аню ты будешь в своем кабинете с двумя бабушками.

Безмятежная Аня осторожно заглянула в спальню и улыбнулась. Мне лично с ней было светло и тепло. И в душе моей прорастали цветы. Это был такой особый сорт, за размножение которого я была готова бороться всю свою оставшуюся жизнь. Кстати, для этих цветов мне совсем не был нужен никакой, ни большой ни маленький оросительный канал. По системе — единожды поливши.

— Скажи, только честно, кого вы закрыли в подсобке. И что плохого вам сделала Луизиана Федоровна? И все и иди решай свою задачу!

— Нет, мы только хотели ее закрыть. И тогда бы ее никто не нашел. Получается, мы хотели как лучше. На перевоспитание. Мы даже книги для нее заготовили. «Педагогическую поэму» Макаренко и «Сочинения» Сухомлинского. Я бы ей в дырочку вслух читала. Но Сережа ее пожалел. И вот… — Аня развела руками, не зная, радоваться ей теперь или огорчаться.

— Не травмируй ребенка! — возмутился Яша. — Сколько можно переливать из пустого в порожнее? Сказано — не хотели они ничего такого. Все, иди отсюда. — Он подтолкнул Аньку к двери, но она воспротивилась, потому что хотела сказать главное. Хотела — сделала. Вся в меня.

— Мамочка, мы тут подумали с папой и бабушкой. И решили никому не говорить, что это ты. Не волнуйся.

— И Дима? Дима согласился? — изумилась я.

— Но мы же тебя любим, — тихо сказала моя дочь. — Папа Яша вчера сказал: «Хоть дурная, но наша». А папа Дима сегодня утром сказал, что не будет искать на тебя материал. А бабушка сказала, что в крайнем случае вину придется взять на себя мне. Потому что я неподсудное дитя.

— Аня! — возмущенно вскрикнули Аглаида и Яша. — Мы же просили…

Да, в этом доме в меня верили по полной программе. Слезы похмельной благодарности навернулись на мои ненакрашенные глаза, и я бы зарыдала в голос, но полупрофессиональное чутье жены прокурора заставило меня остановиться. Аглаида Карповна и такая душевная щедрость? Для чего? Для прикрытия или для последующего шантажа? Я прижала дочь к себе, обозначив пространство заповедного мира, в котором чужие не ходили, и отослала ее лить воду на головы несчастных соседей.