Я не могла по-другому, я улыбнулась в ответ. Бирнбаум умел улыбаться по-разному: коварно, иронично или вот как сейчас – заразительно и искренне. Это мне нравилось больше всего.
Было очевидно, что у него солнечное настроение.
– Йоханна! Фрау Лаутенбахер, – сказал он. Для этого времени дня он выглядел очень ухоженно, он явно переоделся и причесался после работы. Он только не побрился, но было чересчур требовать, чтобы он брился дважды в день. – Мило вас здесь встретить.
– Но это не входило в наши намерения, – пробурчала Карла.
На Бирнбаума её реплика не подействовала. Он притянул стул от соседнего столика и подсел к нам.
– Ну, вы не хотите нас познакомить? – радостно спросил он.
– Нет, если этого можно как-то избежать, – проворчала Карла, но я вежливо сказала:
– Это Вивьен Петерле и Соня Мёринг. – Как я должна представить Бирнбаума, я не знала. Просто «Бирнбаум» я сказать не могла, «Господин Бирнбаум» было бы слишком официально, а «Адам Бирнбаум» – как-то слишком интимно. Поэтому я не сказала ничего.
Но это было и не нужно.
– Привет, – зачирикала Соня, кокетливо поправляя прядку волос. Виви просто улыбалась и выглядела так нежно, светло и фарфорово, как давно уже не выглядела. Видно, прикидывала, сколько тысяч в год зарабатывают шеф-редакторы. Я ощущала своего рода гордость собственника: в конце концов это мой шеф сидел здесь и мило улыбался.
Только у Карлы был иммунитет против Бирнбаумова обаяния. Возможно, она просто была пьяна.
– У вас что, нет своих друзей, бедный? – спросила она.
– Есть, но они будут через десять минут, – ответил Бирнбаум. – я пока составлю вам компанию. – Итак, – он лучезарно улыбнулся Соне и Виви, – я Адам Бирнбаум, шеф-редактор «Анники». Что бы вам ни рассказывала обо мне фрау Лаутенбахер, это всё неправда. – Улыбка, осветившая его небритое лицо, была совершенно неотразима.
– Я ей и так не поверила, – заверила Соня. – Таким скрытным и коварным не может быть ни один человек.
Я попыталась двинуть ей под столом ногой, но попала в ножку стула.
Бирнбаум комично наморщил лоб:
– Вы считаете меня скрытным и коварным, фрау Лаутенбахер? – шутливо спросил он.
– Да, а ещё презрительным, – с горькой серьёзностью ответила Карла. Она во что бы то ни стало решила потерять работу.
– Вы обязательно должны попробовать бобов, – я попыталась повернуть разговор в другую сторону. Но было поздно.
– Я презрительный? – переспросил Бирнбаум. – Но почему вы так считаете? Вы тоже так думаете, Йоханна?
– Она шутит, – откликнулась я. – Ха-ха-ха.
– Признайте же это, – сказала Карла. От выпитого вина у неё совершенно развязался язык. – Для вас секретарши – люди второго сорта.
Бирнбаум выглядел по-настоящему задетым. Я не знала, кого мне было больше жалко – его или Карлу, которая явно нарывалась. Тут поможет только одно – резкая смена темы.
– Вы слышали новость? В одной из прежних жизней я жила в Сахаре, – но никто меня не слушал.
– Мне очень жаль, что вы так считаете, – сказал Бирнбаум Карле. – Я думал, что вы такая самоуверенная и дерзкая, что не станете злиться за небольшую дозу критики и шуток.
– А ещё я присутствовала при осаде Ла Рошели, – продолжала болтать я. – Месяцами никакого пополнения продовольствия в городе. В конце концов люди были вынуждены есть траву. Сначала умерли маленькие дети, потом старики…
– Я ничего не имею против шуток, – сказала Карла. – Но ваши совсем не смешные.
– Значит, я в будущем должен больше стараться. |