|
Он не воспринимал эту помятую женщину как свою мать, он думал о другой – той, к которой он прибежал, когда друзья Мо Томпсона прищемили ему пальцы дверью ради забавы, и той, которая как то нашла его, когда они отвели его в Верри к одному из сараев и заперли его в темноте, не преминув предварительно сообщить ему, что скребущиеся звуки на крыше издают именно крысы. То была его мать – женщина с мощными руками и красными кулаками, готовыми выбить всю дурь из его обидчиков, и с голосом, который было слышно за несколько улиц, как сирену. С годами она будто усохла. На ее пальто были серые пятна, а в складках ее шеи собиралась грязь. Когда она нагибалась к нему через стол в комнате для посетителей, от нее пахло.
Женщина за стойкой буфета пыталась подоткнуть под дверь сложенную газету, но ветер вырывал ее у нее из рук, и вскоре вода начала хлестать из под двери на коричневый линолеум. Трое мужчин подошли, чтобы помочь ей. Она взяла швабру и ведро и попыталась загнать потоки дождевой воды обратно. Ребенок одновременно орал и жевал шоколадку, пока ветер гремел оконными стеклами. Энди хотел вернуться. Здесь было небезопасно, земля как будто бы уходила у него из под ног, и тот факт, что никто здесь не знает его имени, пугал его. Где то снаружи ветер сорвал часть жестяной кровли, и она с грохотом упала на асфальт. «Мам», – пробормотал про себя Энди, и именно с женщиной с мощными руками и красными кулаками он сейчас разговаривал. Мам. Невнятное эхо зазвучало из динамиков, возможно, сообщая о прибытии его поезда, возможно, о конце света. Сразу после этого погас свет, и на несколько секунд все замерли, замолчали, даже ребенок. Погода застала их врасплох. Прогнозы сообщали о сильном дожде и порывистом ветре, но не о жутком урагане, способном вызвать такие разрушения и привнести столько хаоса в обычное утро понедельника. Электричество в буфете так и не заработало, а поезда начали ходить только после полудня. – И что мне, черт побери, теперь делать? У женщины с ребенком был еще младенец в коляске и два чемодана. Экстренный переход на другую платформу означал, что ей нужно пересечь стальной мост. Она была вся в слезах, ее дети устали, а дождь продолжал лить как из ведра. – Пойдем, милая, – услышал Энди собственные слова. Он взял чемоданы и после того, как перенес их по мосту, вернулся за коляской. Дальняя платформа была забита настолько, что это казалось опасным. Потоки дождя выплескивались из водосточных труб и лились под ноги. – Возьмите на руки свою малышку, а я открою дверь и закину вещи на ваше место, не суетитесь. – За что мне это? – раз за разом вопрошала у него женщина. – Я не знаю, за что мне это. – Кто нибудь другой обязательно вам бы помог. – Но сейчас же никому нельзя доверять, люди пошли странные. Но вам доверяю. Энди посмотрел на нее. Она говорила искренне. Позже, как он тогда подумал, он еще осознает всю глубину иронии. – Куда вы сами едете? – Лаффертон. Ну, рядом с Бевхэмом. – Да это же другой конец страны! – Да. – Едете домой? Он не ответил. Он не знал. – Чем вы занимаетесь? Он открыл рот. Дождь стекал по его шее за ворот рубашки. – Выращиваю овощи. Но в поезд уже начали забиваться люди. Она хлопотала над своими детьми и не слышала его. Энди боком остановил дверь, когда она уже закрывалась перед ним, и как только фиксаторы замков встали на место, он зашел внутрь вагона, протолкнулся к нужному сиденью, закинул на полку чемоданы и вернулся, чтобы взять детей. – Вы святой, вы это знаете, что бы я без вас делала? Я бы никогда со всем этим не справилась, вы заслуживаете чертовой медали.
Прошел еще час, прежде чем он сел на поезд сам. |
