Свободных мест не было, как и вагона ресторана. Он сидел на своей сумке в проходе, прижавшись к парню с дребезжащим плеером.

Он никак не мог предупредить Мишель о том, когда он приедет, и сейчас это уже вряд ли имело значение. Поезд постоянно останавливался, иногда на пару минут, иногда на полчаса. Через какое то время он так, сидя, и заснул. Когда он проснулся, снаружи уже было темно.

Он задумался, где сейчас та женщина с детьми.

Парень толкнул его локтем и передал банку «Лагера».

– Твое здоровье. Это откуда?

– Завалялось несколько в сумке.

Энди сделал большой глоток теплого газированного пива.

Четыре часа спустя он шел по бетонной дороге к дому своей сестры. Все еще шел дождь. На всей улице, с самого ее начала и до конца, стоял шум: шум телевизора, шум музыки, шум от детских криков и шум от ора взрослых. Оранжевый уличный фонарь осветил пластиковый трактор у него под ногами.

– Черт возьми, а ты припозднился.

Его сестра Мишель выглядела скорее на сорок, чем на тридцать, и в коридоре за ее спиной пахло жареной едой. Она навестила его в тюрьме дважды. Оба раза в самом начале, до того, как вышла замуж за Пета Тейта после развода со своим первым горемычным мужем и обзавелась еще парочкой детей.

– Что ты так долго?

Энди прошел за ней через весь дом на маленькую кухню, где запах жареного был еще сильнее. Горячее масло брызгало из сковороды с картошкой на обои под плитку. Он кинул на пол свою сумку.

– Ну, там была гроза. Буря, потоп – если ты вдруг не выглядывала сегодня из окна.

– Ага, ха ха ха, мне пришлось продираться сквозь нее, чтобы вот их отвести в школу, так то. А что, из за нее и поезда отменили?

– Типа того.

– Ты чаю хоть попил?

– Нет.

Его сестра вздохнула и подставила горлышко чайника под кран. В комнате по соседству из телевизора раздался оглушительный звук визжащих шин.

Энди сел за стол. У него болела голова, он был голоден, и ему хотелось пить. Чувствовал себя разбитым. Ему не хотелось находиться здесь. Он хотел быть дома. Но где дом? Его нет. Это место было ближе всего к этому понятию.

– Тебе придется спать на диване или наверху с Мэттом в его комнате.

– Мне все равно. Пусть будет диван.

– Ну, Пит захочет смотреть телевизор до ночи, у нас подключен «Скай», он смотрит спорт.

– О’кей, тогда комната Мэтта. Я уже сказал, мне все равно.

Он поднял глаза. Его сестра внимательно смотрела на него, поджигая сигарету. Ему она не предложила.

– Узнаешь меня заново.

– Выглядишь ты, как раньше, – наконец сказала она, скрывшись за облаком дыма. – Только, может быть, старше.

– Я и стал старше. Мне было девятнадцать. Сейчас мне почти двадцать пять.

– Черт возьми…

Она поставила перед ним кружку с чаем.

– Пит сказал, что ты можешь оставаться до тех пор, пока не найдешь чего нибудь. Они куда нибудь тебя пристроят, пока ты на испытательном сроке?

– Слушай, если ты хочешь, чтобы я допил свой чай и ушел, просто скажи, Мишель.

– Мне совершенно без разницы. Что ты собираешься делать целыми днями?

– Работать.

– Но ты никогда не работал.

– Буду работать.

– Кем? Что ты будешь делать?

– Я проходил обучение.

Жир от картошки с яростным шипением брызнул на стену. Она сняла сковородку с огня.

– Чему научился, вышиванию мешков для почты?

– Ты ничего не знаешь. Ты не навещала меня, чтобы узнать подробности.

– Я писала тебе, разве нет? Отправляла тебе всякие вещи, фотографии детей.