Он все еще посмеивался, когда рядом с ним остановилась машина, он смеялся слишком сильно, чтобы осознать, что машина была не того цвета и что кто то открыл дверь и грубо втащил его внутрь, пока колеса машины резко разворачивались на тротуаре.

Одиннадцать

В последний момент Саймон Серрэйлер развернул машину и поехал прочь из Лаффертона, преодолев около мили по объездной дороге и направившись за город. Прежде чем вернуться в участок, он сходит навестить Марту, которая снова была в своем доме призрения. Как только он вернется к активной деятельности, у него может не появиться такой возможности еще много дней, и он знал, что, даже если Марта не особо замечает его присутствие, ее сиделки точно замечают и ценят это. Слишком многих пациентов по большому счету бросили их семьи, никогда не навещали и даже не присылали открытки на Рождество и день рождения. Он слышал, что персонал говорит об этом довольно часто. Он знал, кто именно был забыт. Старый Деннис Трутон, чья жизнь началась с церебрального паралича, а заканчивалась болезнью Паркинсона. Мисс Фалконер, огромная, медлительная, с абсолютно пустыми глазами, мозгом младенца и телом дородной женщины средних лет. Стивен, который постоянно дергался и бился в конвульсиях и у которого два или три раза в неделю случались смертельно опасные приступы: ему было семнадцать, и его родители не видели его с младенчества. Саймон время от времени ретранслировал свое негодование по поводу них Кэт, но она, со своей профессиональной отстраненностью, хоть и всегда соглашалась с ним, но всегда обозначала и другую точку зрения.

Утренний трафик начал рассасываться, уже когда он сворачивал на объездную дорогу, а когда он съехал с нее и направился в сторону Харнфилда, он встретил всего несколько машин. Поля были пустыми, деревья все еще голыми. Он миновал две деревни, которые давно были заброшены и выполняли роль «спальных районов» Бевхэма и Лаффертона. Ни в той, ни в другой не было магазина или школы, в одной был паб. Совсем мало людей сейчас работали на земле или непосредственно в деревне. Харнфилд был гораздо больше, тут была и начальная, и средняя общеобразовательная школы, и даже вкрапления новой застройки. Еще здесь был бизнес парк. Тут обитали люди. Харнфилд был не особо привлекательным местом, но тут существовало свое сообщество и своя жизнь.

Саймон свернул налево, на узкую дорогу, которая вела к «Айви Лодж».

– Я не знала, вернут ли нам ее обратно, – Ширли, нынешняя сиделка Марты, прошла вперед, провожая его по выкрашенному в жизнерадостные цвета коридору. – Она была совсем плоха.

– Я знаю. Меня вызвали из Италии.

– Но она каждый раз оправляется, мы уже должны были к этому привыкнуть. Она такая сильная, – Ширли остановилась перед открытой дверью в комнату Марты. – Что бы кто ни говорил, она, видимо, получает от жизни достаточно, чтобы двигаться дальше, понимаете?

Саймон улыбнулся. Ему нравилась Ширли с ее мягким прищуром и небольшой щелью между передними зубами. Одна или две другие сиделки производили такое впечатление, как будто всегда ждут не дождутся конца смены, и выполняли только необходимый минимум, чтобы содержать его сестру в чистоте, комфорте и сытости. Ширли говорила с ней и рассуждала о ней как о человеке, которого она знает и любит, даже несмотря на то, что иногда от нее устает. Саймон знал, что это редкость, и был ей благодарен.

Комната Марты была светлой, с ярко желтыми стенами и белой мебелью – это была комната для ребенка; у Саймона каждый раз поднималось настроение, когда он сюда приходил.

Его сестру посадили в кровати. Ее волосы только что причесали и убрали назад, и на ее щеках снова был румянец, а в глазах – сияние. Она сидела, глядя сквозь свет, льющийся в окна, и наблюдая, как ветерок колышет легкие желто зеленые занавески.

– Здравствуй, дорогая.