Изменить размер шрифта - +
Когда он закрыл за собой дверь, миссис Констебль вспомнила, что не уверена, дала ли ему два чистых носовых платка, о которых он просил. Она отворила дверь в холл.

Их комнаты расположены прямо напротив лестницы. Сэмюэль Констебль стоял в холле спиной к жене. То есть, собственно, даже не стоял. Мина Констебль определила «танцевал и раскачивался».

Мастерс вынул записную книжку и положил на стол. Его маленькие глазки смотрели сосредоточенно. Он кожей чувствовал, что последние фразы скрывают в себе какое-то иное значение, но не знал, какое именно.

– Танцевал и раскачивался? Нет, но… но что она хотела этим сказать?

– Она не смогла или не захотела точнее это определить.

– Так. Что же дальше, доктор?

– Он тяжело повалился на перила, ограждающие лестницу, и Мина закричала. Я выбежал в холл несколькими секундами позже. Констебль висел на перилах, по левой руке, поднятой вверх, пробежала судорога, складывалось впечатление, что он сейчас перевалится через перила. Но он осел на пол и умер несколькими секундами позже, когда я уже был около него.

– И в чем была причина? – резко спросил инспектор.

– Сначала я подумал, что это сердце. Очень характерные признаки: внезапная боль, падение, судороги, внезапное понижение температуры и влажность тела. Раньше, в тот же самый вечер, Констебль сказал что-то относительно сердечного приступа, как будто он опасался его. Но мне не понравилось расширенные зрачки. Я спросил миссис Констебль, каково было состояние сердца у ее мужа. Она не смогла ответить ничего вразумительного. Так выглядела ситуация – достаточно простая, вы, наверное, согласитесь – пока я не поговорил с доктором Эйджем, лечащим врачом Констебля.

– Ага… и что же сказал он?

– Что сердце покойного было таким же здоровым, как ваше или мое. Просто он был ипохондрик. Но это еще не все. При вскрытии оказалось, что все внутренние органы умершего в отличном состоянии: мы не нашли ничего, что указывало бы на причину смерти.

– Но найдете, правда, доктор?

– Не понимаю вас.

– Фью, фью… – Мастерс недоверчиво свистнул. – Может быть, это выглядит плохо, согласен; но я не вижу никакого повода для паники. Врачи всегда крутят! Обсуждают, что вызвало смерть…

– Я повторяю вам, что мы не нашли ничего, что могло бы привести к смерти. Если на ваш упрямый лоб свалится дом, может быть, вы, наконец, поймете, почему так важно то, что я говорю! А кроме того – врачи не крутят!

– А что вы думаете об отравлении? – заметил Мастерс таким тоном, как будто делал честное торговое предложение.

– Нет!

– Нет? Это точно?

– Да. Разве что у вас имеется какой-либо неизвестный науке яд, но я не дам себя провести. – Вопреки собственному желанию доктор Сандерс рассмеялся. – Инспектор, могу поклясться чем хотите, что причиной смерти Констебля не был какой-либо яд: жидкий, твердый или газообразный. Доктор Эйдж и я, мы мучились над этим много часов, и, если существует еще какой-то метод исследования, о котором мы забыли, я очень хотел бы о нем услышать. Ничего.

Старший инспектор задумчиво царапал свой подбородок. Он был явно обеспокоен, и на лице его застыло подозрение.

– Что-то тут не в порядке, – заявил он. – Правда? Всегда в организме остается какой-то след. Ведь что-то, в конце концов, должно было умертвить этого типа. Человек не может ни с того ни с сего упасть трупом.

– В том-то и дело, что может, – спокойно сказал Сандерс.

– Я, видимо, плохо расслышал вас, доктор?

– Нет. Я могу вам назвать, по крайней мере, три случая, в которых совершенно нормальный и здоровый человек может умереть без какой-либо видимой причины смерти: внутренней или наружной.

Быстрый переход