Сингер подчеркивает, что эта более крупная сеть содержит в себе, среди прочих областей, взаимосвязанные нейронные сети мозга, включая изолирующую оболочку и кору поясной извилины мозга, которые функционируют, соединяя большие пространства человеческого мозга. Хотя мысль о том, что двигательная кора активизируется при чтении, может показаться чем-то вроде образного скачка, она ближе к буквальному, кортикальному прыжку. Восстановите мимолетный образ, вызванный в последнем письме, с образом Анны Карениной, прыгающей по рельсам. Те из вас, кто читал этот отрывок в романе Толстого, тоже прыгнули. По всей вероятности, те же самые нейроны, которые вы задействуете, когда двигаете ногами и туловищем, также активизировались, когда вы прочитали, что Анна прыгнула под поезд. Очень многие отделы вашего мозга были активированы, как в сопереживании ее висцеральному отчаянию, так и в некоторых зеркальных нейронах, двигательно реализующих это отчаяние. В одной из наиболее интригующих статей этого исследования, озаглавленной «ваш мозг на Джейн Остин», исследователь литературы XVIII века Натали Филлипс объединилась со стэнфордскими нейробиологами, чтобы изучить, что происходит, когда мы читаем художественную литературу по-разному: с «пристальным вниманием» и без него. (Самое время вспомнить о двух отрывках Коллинза). Филлипс и ее коллеги обнаружили, что, когда мы читаем художественное произведение «пристально», мы активируем области мозга, которые соответствуют тому, что персонажи чувствуют и делают. Исследователи были искренне удивлены, что, попросив одних аспирантов читать литературу внимательно и тщательно, и других читать просто для развлечения, они обнаружили, что у разных групп активируются различные области мозга, включая и те, от которых зависит двигательные функции. В соответствующей работе нейробиологи из Университета Эмори и Йоркского университета показали, как сети в областях соматосенсорной системы, осуществляющие контроль и пространственного положения частей тела между собой, и ответственных за прикосновение, активируются, когда мы читаем метафоры о текстуре, а также как активируются моторные нейроны, когда мы читаем о движении. Таким образом, когда мы читаем о шелковой юбке Эммы Бовари, активизируются наши области осязания, а когда мы читаем об Эмме, которая, спотыкаясь, выбегает из кареты, чтобы броситься в погоню за Леоном, ее молодым, непостоянным любовником, активизируются области, ответственные за движение в нашей двигательной коре, и, более чем вероятно, во многих связанных с эмоциональной сферой областях тоже. Эти исследования являются началом все возрастающей работы над местом эмпатии и перспективного подхода в нейробиологии литературы.

Ученый-когнитивист Кит Оутли, изучающий психологию художественной литературы, продемонстрировал прочную связь между чтением художественной литературы и вовлеченностью когнитивных процессов, которые, как известно, лежат в основе как эмпатии, так и теории сознания.

Оутли и его коллега по Йоркскому университету Раймонд Мар предполагают, что процесс принятия чужого сознания при чтении художественной литературы и характер содержания таких книг, в которых большие эмоции и жизненные конфликты регулярно разыгрываются, не только способствуют нашей эмпатии, но и представляют собой то, что социолог назвал нашей моральной лабораторией. В этом смысле, когда мы читаем художественную литературу, мозг активно имитирует сознание другого человека, в том числе и тех, кого мы иначе никогда бы и представить себе не могли. Это позволяет нам на несколько мгновений примерить на себя то, что на самом деле означает быть другим человеком, со всеми похожими, а иногда и совершенно разными эмоциями и той внутренней борьбой, которые управляют жизнью других людей. Схема чтения разрабатывается с помощью моделей, таких же, как и наша повседневная жизнь, таких же, как и жизнь тех, кто будет вести за собой других.

Писатель Джейн Смайли беспокоится, что именно этому измерению в художественной литературе больше всего угрожает наша культура: «…я думаю, что простая технология не убьет роман.