Один из бандитов поднес кинжал к горлу Сюя. Пустота в его взгляде подтверждала, что намерения у него самые серьезные. Цы понял, что, если он не назовет какое-нибудь имя, прорицателю конец. Медлить нельзя. Нужно что-то произнести прямо сейчас.

«Но какое же имя я могу назвать, если вижу этих бесноватых впервые в жизни?»

Миновали еще несколько секунд тишины — Цы слышал только собственное дыхание.

Старейший бандит не выдержал. Он отдал приказ молодому со шрамом, тот поднял руку для удара, и тогда Цы выкрикнул первое, что взбрело ему в голову:

— Человек Великой Лжи!

Бандит со шрамом замер в нерешительности; взгляд его был прикован к лицу старика.

— Вот убийца, который вам нужен, — твердо произнес Цы, пытаясь удержаться на паутине, которую сам и ткал.

Воспользовавшись паузой, Цы взглянул на прорицателя: он ждал от напарника хоть слова, хоть жеста, хоть знака, который подсказал бы ему, как выбраться из этой трясины, однако Сюй стоял зажмурившись, будто крепкими ставнями отгородясь от происходящего.

— Убей его! — приказал старик.

— Чан! Убийцу зовут Чан! — неожиданно взвизгнул Сюй.

Старик побледнел.

— Ты сказал «Чан»?

Губы его задергались. Трясущейся рукой старик вынул из рукава нож; лезвие сверкнуло в свете факелов. А потом он медленно, не говоря ни слова, двинулся к одному из бандитов — тот в ужасе попятился назад, но соседи уже схватили его за руки. Перепуганного человека звали Чан. Именно на него только что указал прорицатель. Обвиняемый поначалу все отрицал, но потом, когда у него начали вырывать ногти, воскликнул, что он не хотел, что так получилось само собой, и, зарыдав, взмолился о пощаде. Лицо его исказилось до неузнаваемости: теперь это было лицо человека, который осознает, что жизнь его заканчивается, и заранее видит себя мертвецом.

Больше Чан не сопротивлялся.

Смерть его была долгой. Старик умело надрезал вены на его шее, чтобы убийца смог прочувствовать, как его покидает жизнь. Когда Чан испустил последний хрип, собравшиеся, как по команде, повернулись к Цы и наградили юношу поклоном. А потом старик передал прорицателю мешок с монетами.

— Вот оплата под расчет. — И он поклонился. Прорицатель согнулся еще ниже, постепенно приходя в себя. — А теперь, с вашего разрешения, мы должны проститься со своими мертвецами.

Сюй сразу же направился к выходу, но юноша его остановил.

— Слушайте все! — выкрикнул он. — Моими устами говорили духи, это их милость позволила обнаружить убийцу, и вот, тою же властью, что была мне дарована Небом, я заклинаю вас хранить молчание обо всем, что здесь произошло. Пусть ни одна живая душа не проведает об этой тайне, пусть никто не позволит своему языку проболтаться об этом чуде; в противном же случае — заверяю вас, что призраки преисподней будут неотступно преследовать вас и ваших близких до того самого дня, пока вы не скатитесь в могилу.

В ответ старик промолчал и нахмурился. А потом еще раз поклонился и вместе со своими присными покинул зал. Тот же монах, что привел Цы и Сюя в пещеру, проводил их к выходу из храма.

Напарники возвращались в молчании. Они спустились по восточному склону холма мимо Великой пагоды. Там, где море сливалось с горизонтом, уже брезжил рассвет.

А Цы уже и не надеялся увидеть это новое солнце. Напарники не обменялись ни словом до самой городской стены — оба раздумывали о происшедшем. Наконец Сюй не выдержал и выпалил:

— Ну какой дьявол потянул тебя за язык? В наших руках было дело всей жизни, а ты взял и все разрушил.