– Ну‑ка, ну‑ка, – прищурился Бобо, – выкладывай, какое такое дело.
– Э‑э… – Нечасто Квар попадал в такие дурацкие ситуации. Но он понимал, что в данный момент от жителей лучше ничего не скрывать. Да и смысл? – Дело тут, значит, такое. Я бы сказал, семейное. Потому как, значит, этот самый Чокнутый и Шейла, дочка моя… В общем, не вашего ума дела, что они там делают. Вот.
Жители не глупы. Жители многое повидали. И жители прекрасно знают: когда смущается старая пантера, дело касается весьма сложных взаимоотношений внутри стаи.
– Неужто они… – ахнул Альвареза, хлопнув себя по щекам.
– Ну… я сам не стал дожидаться. – Квар почувствовал, как кровь, до того не дававшая о себе знать, прилила к морде. – Но… Но…
– Не тяни, родимый!
– Дело, в общем, к этому шло. Так что волноваться не стоит. Никуда он не денется, Чокнутый.
Бобо, впитывавший каждое слово пантеры, на секунду задумался и произнес, авторитетно и твердо:
– Шейлу необходимо поместить в безопасное место, под надежную охрану, до полного, так сказать, решения вопроса.
– Это еще зачем?
Пещерный медведь посмотрел на Квара, как на месячного кутенка.
– Папаша, а дурак! Если все то, о чем ты нам поведал, правда, то представляешь, какое потомство получится? Ум – Чокнутого. Сила – Чокнутого. Мужество – Чокнутого. Красота…
– Красота уж точно не его! – неожиданно разозлился Квар, которого несколько обижало то, что обсуждением его внуков занимаются все кому ни попадя. – Красотой в Шейлу пойдет.
– Ага, – поддакнул Мистер, который, как ему самому казалось, гораздо лучше всех в джунглях разбирается в красоте. – Черненькие в белый горошек. Или того лучше – полосатенькие.
Он даже не стал обижаться на подзатыльник, которым его наградил Бобо.
– Дураки вы все. – Ночной Родж согласно кивнул, одобряя поступок медведя. – Какой бы он ни был и сколько бы их ни было, эти детеныши будут детьми Чокнутого. Со всеми достоинствами и недостатками. И я считаю, что рано или поздно эти самые достоинства и недостатки пригодятся и нам, жителям, и джунглям. А посему я присоединяюсь к Бобо. Шейлу необходимо на время изолировать. Мы не в игрушки играем. Война идет. Но Чокнутому об этом – ни слова. Не стоит ему знать, что мы тут задумали. А девчонку удалим под благовидным предлогом. И нам, и Чокнутому спокойнее. Да и молодой пантере.
С тем, что это справедливо, согласились все, даже старый Квар. Конечно, его, как отца, не слишком устраивало то обстоятельство, что дочь окажется не рядом с ним. Но жители правы. Не самочье это дело – решать будущее джунглей.
Чокнутый и Шейла появились в лагере лишь под вечер. У самой кромки они разъединились. Шейла побрела в свою нору, которую делила с Иризой. А Чокнутый, прихрамывая на заднюю ногу – пришлось погоняться за Шейлой, – поволокся к месту, где обычно проводил ночи.
То, что произошло с Милом, для него самого было невероятным. Странным и необычным. Он, человек по сути, существо высшее и разумное, совершил нечто, что не поддавалось логике. Мил даже не мог назвать то, что произошло, словом, которое обычно произносил без всяких церемоний. Он продирался сквозь кустарники, даже не стараясь обойти их, и все повторял про себя, словно заговоренный: «Я сошел с ума…»
Где‑то уже в середине лагеря Мил обратил внимание, что те жители, которые встречаются на пути, как‑то странно улыбаются, здороваются, приветливо покачивая мордами.
Донесли. Разнюхали.
В груди Мила на какое‑то ничтожное мгновение вспыхнула злоба, но быстро исчезла.
Собственно, а что такого произошло? В конце концов, я пантера. |