Собственно, а что такого произошло? В конце концов, я пантера. Шейла тоже. И плевать на всех тех, кто считает, что благородная самка из стаи черных пантер не пара безродному чужаку альбиносу. Наверняка джунгли и не такое видели. А если брать еще глубже, то жители…

Окончательно оправдать себя в своих же глазах Милу не позволили. На него налетела орущая стая жителей, состоящая из Бобо, Альварезы и Квара.

– Явился! – Бобо.

– Прибыл, ненаглядный! – Альвареза.

– Нет, вы только посмотрите на него. – Это уже сам Квар. – Даже в ус не дует. Я – главнокомандующий! Я – такой, сякой! Да знаешь ты кто?

Не будь среди встречавших Квара, Мил разобрался бы с жителями по‑свойски, но присутствие отца той, с которой он весь день как угорелый носился по джунглям, выискивая самые красивые и укромные места, не позволяли развернуться.

– Ты что ж натворил, а? – Квар не просто кричал, он наседал на Мила всем телом. – Стыд‑то у тебя есть?

Мил молчал. Признаться честно, он никак не ожидал, что старая пантера так отреагирует на последние события. То сам настаивал, что Шейла его по праву, а как до дела дошло, пасть разевать? Он уже хотел влезть в это трио со своими оправданиями, но его опередил Альвареза, которому больше всех нравился спектакль, который они с жителями репетировали полдня.

– Нехорошо, Чокнутый, поступаешь. – Брови вместе, руки на уровни земли. – Ты ж на сегодняшнее утро выступление назначил, а сам продрых где‑то? Все стаи давно готовы, тебя ждем, с места не сходим. Не кормлены, не поены и, так сказать, не выгуляны. Нехорошо, командир. Нехорошо.

Пасть Мила стала понемногу открываться. Выходило, что его песочат совершенно не из‑за Шейлы? И, по всей видимости, никто ничего не знает? Даже Квар? Но тогда это очень, очень и очень здорово.

Мил реагировал моментально. Старые повадки полицейского не подкачали и на этот раз. Морда приобрела задумчиво‑усталое выражение, и он, сурово посмотрев на товарищей, сказал только два слова:

– Я думал.

После чего повернулся к жителям спиной и величественно удалился. Если бы Мил соизволил обернуться и посмотреть, чем за его спиной занимаются жители, то был бы несказанно удивлен.

Альвареза, уткнувшись ноздрями в плечо Бобо, глупо хихикал, понемногу задыхаясь от лезущей в рот шерсти. Сам Бобо готов был плашмя брякнуться на землю и залиться смехом, но подпорка в виде орангутанга не позволяла осуществиться его планам. Поэтому он только радостно озирался, выискивая глазами тех, с кем в дальнейшем можно разделить радость.

И только старая пантера, староста Квар, чуть свесив морду, с легкой, чуть грустной улыбкой смотрел вслед Чокнутому и думал о том, что всегда мечтал иметь такого сына, как этот белый Чокнутый. И еще старая пантера думала о том, что теперь ее сердце будет разрываться на две половины между Шейлой и альбиносом. Почему? Просто так уж устроен и воспитан он, вожак стаи черных пантер.

Ночью Шейла и Ириза в сопровождении того самого отряда, который занимался их освобождением, покинули лагерь в неизвестном направлении. Молодой пантере даже не позволили проститься с Чокнутым. Быстрые сборы, последние короткие объяснения Квара, неумолимого и какого‑то даже жестокого, – и в дорогу.

Уходя все дальше от лагеря, молодая пантера все реже и реже оборачивалась в ту сторону, где оставался ее друг, ее любовь, ее самец. Но все чаще и чаще старая Ириза ловила на морде Шейлы странную блуждающую улыбку. Словно молодая пантера погружалась все глубже и глубже в мир фантазий, воспоминаний и сладкого ожидания новой встречи.

А утром лагерь мятежников опустел.

Высоко в небе, там, где прозрачный горизонт почти соприкасается со светилом, дающим планете тепло и свет, в восходящих потоках воздуха парил стервятник.