Теперь, когда она узнала о том, что случилось, ей захотелось оставить работу дяди у себя. С какой стати делиться с городом, который все это совершил? Стелла собрала вещи и направилась к аллее Дохлой Лошади. Листва шелестела на ветру, звенели пустые камыши, словно колокольчики. Аллея была погружена в темные тени, и, хотя мать Стеллы и бабушка находились всего в каких-то пятистах ярдах, в большом старом доме, здесь было одиноко. Стелла думала о Ребекке в хлюпающих кровью ботинках. Она думала о Саре, которую вырастила женщина, презиравшая девочку. Она думала о лошади, которая помчалась сломя голову по берегу, а потом и по воде, пока не провалилась где-то в самом центре водоема, по утверждениям людей, бездонного.
Она с облегчением свернула на мощеную дорогу Локхарт-авеню. Вскоре Стелла услышала шум машины, освещавшей дорогу включенными фарами. Стелла посторонилась, едва не угодив в заросли крапивы, которая наверняка обожгла бы ее даже через джинсы, выкрашенные Джулиет в черный цвет. Она так быстро отскочила в сторону, что у нее загудела голова и заколотилось сердце. Машина тем временем остановилась.
— Эй, там. Подвезти?
Стелла заморгала. Все, что она увидела, — тень за рулем. Она вспомнила о женщине из ресторана в Бостоне, о том, как та умерла, и сердце заколотилось еще сильнее. В этом мире нужно быть осторожной. Особенно к тому, что само плывет в руки.
— Я не кусаюсь, — заверил ее водитель.
Стелла узнала машину: это был мини-грузовичок, развозивший пиццу. Потом она узнала и водителя.
— Вы чуть меня не переехали, — сказала Стелла, испытывая облегчение оттого, что за рулем сидел знакомый.
Тут она увидела, какая судьба ждет разносчика: одним туманным летним днем где-то в Мэне он попадет в дорожную аварию. Нет, она ни за что не сядет к нему в машину. Даже если бы от этого зависела ее жизнь.
— Я должен доставить пиццы, пока они горячие. Так что ты решила — едешь или нет?
— Нет, спасибо. Я хочу пройтись.
Стелла осталась на месте, с трудом переводя дыхание, хотя это был всего лишь разносчик пиццы, который помахал и уехал.
— Не гоните! — прокричала она ему вслед.
На небе показалась луна в виде белого серпа. Лесные яблони стояли в цвету, и, пока Стелла шла по дороге, она насчитала много видов: с белыми кремовыми цветками, с розовым ободком по краям лепестков, с темно-красными бутонами цвета человеческой крови. В этот вечер, казалось, весь мир дышал полной грудью. В воздухе носилась мошкара, лягушки квакали в канавах, шелестела листва тополей и ясеней, словно деревья делали вдох и выдох.
Стелла невольно подумала, не этой ли тропой шли горожане в тот холодный день, когда кровь Ребекки оросила лед. Может, поэтому Стелла сейчас так нервничала? Может, поэтому ей хотелось пуститься бегом? И тогда она дала себе клятву в этой темноте: если доберется благополучно до чайной Халлов, то принесет жертву во имя Ребекки. Ей всего лишь нужен был один знак. Мимо проехала еще одна машина, чуть притормозила, но Стелла даже головы не повернула в ее сторону. Синтия Эллиот как-то рассказывала, что четыре года назад какая-то машина сбила девочку на Локхарт-авеню, водителя так и не нашли. По ее словам, тело оставили на углу Локхарт и Ист-Мейн, набросив сверху одеяло, так что казалось, что девочка уснула в канаве.
Стелла сосчитала шаги до старого дуба, а потом побежала. Джулиет Эронсон утверждала, что если сосчитать шаги в лунном свете, то, добравшись домой, узнаешь первую букву имени своего возлюбленного. Но у Стеллы в данный момент не было своего дома, к тому же она знала, кого любит, вопреки здравому смыслу, поэтому шаги считала ради самого счета. Наконец она дошла куда хотела и метнулась вверх по лестнице. Лиза как раз была в холле, но успела лишь прокричать приветствие вслед умчавшейся на второй этаж молнии.
— Мы договаривались, что я буду кормить тебя три раза в день. |