– Да!

– Майкл, не мог бы ты просто не… Не. – Мама шумно выдыхает. – Не сейчас.

Они встречаются взглядами, и в гостиной снова происходит один из тех молниеносных немых споров, в которых обычно так подкованы родители. Хотя спором это назвать трудно. Скорее уж «бульдозер наехал на червя».

Папа похлопывает меня по плечу.

– Значит, рогалики подождут до завтра.

– Не бросай меня в такси с мамой, которая еще даже кофе не выпила, – яростно шепчу я ему на ухо.

– Ты это переживешь.

Такси останавливается у самого подъезда, и я проскальзываю на заднее сиденье вслед за мамой. Она разглаживает юбку, пристраивает смартфон на коленях экраном вниз и переплетает пальцы. Когда машина трогается с места, мама заметно успокаивается, однако так настойчиво бросает на меня косые взгляды, что любой дурак догадался бы: Грядет Разговор.

Наконец мама откашливается.

– Ну, расскажи мне про этого мальчика.

– Какого мальчика?

Она пихает меня локтем в бок.

– Артур! Про мальчика с почты.

Я кошусь на нее в ответ.

– Я уже вчера все рассказал.

– Ты сказал только, что повстречал кого то на почте. Я хочу историю целиком.

– Ладно. Гм. Я повстречал на почте симпатичного парня, а потом ты запретила мне его искать. Конец истории.

– Дорогой, я просто не хочу, чтобы ты сидел на Крейгслисте. Помнишь ту статью про…

– Я знаю. Знаю. Маньяки с мачете, фотки членов и все такое. – Я пожимаю плечами. – Да не собираюсь я сидеть на Крейгслисте. Мне вообще плевать.

– Мне очень жаль, Артур. Я понимаю, как ты надеялся его найти…

– Да неважно. Я даже имени его не знаю.

– Вообще то я подумала…

Но что подумала мама, остается тайной, потому что в эту секунду у нее на коленях начинает жужжать телефон. Она бросает взгляд на экран и вздыхает.

– Нужно ответить. Придержи пока эту мысль. – Мама отворачивается к окну. – Что… да. Да, хорошо. Уже в пути. Минут десять максимум, но мы хотели еще заскочить в «Старбакс»… Что? Нет. О боже…

Она постукивает пальцами по портфелю, а затем оборачивается ко мне, быстро закатывает глаза и произносит одними губами:

– Работа.

А это значит, что в ближайшем будущем к разговору мы не вернемся. Так что я тоже отворачиваюсь к окну и принимаюсь разглядывать проплывающие мимо вывески ресторанов и магазинов. Еще даже девяти нет, но тротуары запружены прохожими. Абсолютно все выглядят замученными и нимало не впечатленными.

Не впечатленными. Нью Йорком!

Ну не знаю. Иногда мне кажется, что ньюйоркцы как то неправильно воспринимают Нью Йорк. Почему никто не поет на эскалаторах, не танцует на пожарных лестницах, не целуется на Таймс сквер? Флешмоб на почте был неплохим началом, но когда там уже в программе следующий номер? Сидя в Джорджии, я воображал Нью Йорк этаким гибридом «Вестсайдской истории», «На высотах» и «Авеню Кью»  – а получил только бесконечные пробки, стройки, айфоны и влажность. С таким же успехом они могли бы писать мюзиклы про Мильтон. Открывающая композиция – «Воскресенье в торговом центре». Потом баллада «Я оставил сердце в супермаркете». Будь с нами Итан, он закончил бы либретто еще до того, как мы вышли из машины.

– Нет, не думаю, – возражает мама в трубку. – Если только Уингейт не подаст апелляцию. Ладно, мы все равно уже в одном квартале. – Пауза. – Нет, все нормально, я пошлю Артура. Жди на месте.

Внезапно она выуживает из бумажника двадцатку и снова произносит одними губами:

– Большой обезжиренный латте.