Чай был хорош. Джок избрал «ассамский ФБОП» из «ателье» Джексона и заварил его в своей искуснейшей манере. Я одарил честного малого лучезарной улыбкой:

— Джок, сегодня мне предстоит быть участником милиции. Покорнейше прошу разложить мне костюм «Ливайс», приготовить десятигаллонную шляпу, сапоги с высоким каблуком, винтовку «винчестер-73» и крепкого выносливого коня.

— У нас ничё этого нету, мистер Чарли.

— Тогда брюки-гольф, прочные ботинки и дубинку побольше.

— Ну. Я иду?

— На данной стадии — нет, но попрошу не отходить от телефона, пока я не позвоню.

— Ну. Вы ж знаете, что вы его не поймаете, да?

Рот мой разверзся.

— Кого не поймаем?

— Дурынду, что отшворил миссис Брейкспир, сам-собой. Глупенький мудозвон, надо было только волшебное слово сказать, а он?..

— Следи за своим языком. Мистер Брейкспир — мой друг.

— Звините, мистер Чарли. Да только все…

— Закрой рот. А как ты вообще прознал об этом… э, инциденте?

— Девчонка, что привозит газеты.

— Но газеты поступают к нам из Грувилля и оказываются здесь еще до восьми. Как весть могла так разлететься за ночь?

— Джерси, — загадочно ответил Джок.

— А. Разумеется. А что за блажь с «не поймаете»?

— Ну так а здравый смысл, мистер Чарли? Одно дело — где вы станете искать?

— Признаюсь, я и себе задавал этот вопрос. А другое?

— Они грят, не поймаете. Джерсы. Они-то знают.

— Гм, да, это и впрямь другое дело.

— Ну.

В полдень, облаченный в плотный ирландский колючкоотталкивающий твид и помахивая ясеневой тростью, я взгромыхал огромными ботинками в гостиную «Ле Шерш-фюит». Джордж щеголял во фланелях и белой сорочке, на Сэме были шорты-бермуды и шелковая рубашка из Палм-Бича. Оба с изумлением воззрились на меня.

— У нас всего лишь совещание, — мягко проинформировал Джордж.

— О. Понимаю.

— Много ли загонщиков с собой привели? — поинтересовался Сэм.

— Нет.

— Тогда, быть может, заряжающего?

Мой рипост был стремителен, как сам свет.

— Примерно в это время суток я обычно выпиваю стакан бутылочного пива, — ответил я и удалился в кухню за оным.

Возвратившись в гостиную, я приметил крупного, плохо сложенного мужчину в синем костюме: человек этот ерзал на краешке жесткого стула. Голова его была на несколько размеров меньше, чем полагается для такого крупного корпуса, но руки компенсировали несоответствие: походили они на лопаты. Оказалось, что передо мной — сентенир, некий Гиацинт ле Миньон, и руку он мне пожал с огромной нежностью, как человек, опасающийся все поломать. Изъяснялся он тем меланхоличным, долгим и уходящим в утробу ревом, коим так любил восторгаться Мэтью Арнолд.

Совещание едва началось — до сего момента успели обменяться только любезностями и прочим. Излагать начал сентенир.

— В общем, мистер Брейкспир, — взревел он, — я покуда не отыскал такого, что можно считать положительной наводкой. У нас тут в Приходе всего два известных половых бандита, что заслуживают этого названия, и ни один, судя по всему, нам не подходит. У одного мозги-то и впрямь больные, э? — да только «модус операнди» совсем не тот, что ваша супруга изложила. Йо главным образом интересуют сиденья на девочкиных велосипедах, а это, как мы прикидываем, безвредное хобби для стареющего холостяка, хоть мы за ним и присматриваем, э? Правда, он как-то раз заманил девчоночку на поле нарциссов, да только начал из себя выходить, она возьми и двинь пальцем ему в глаз, побежала и все папаше съему рассказала, а тот по случаю — вёнтаньер, и старика отметелил прегадко.