Разговоры с ним всегда были короткие, неприятными и даже грубыми, потому что Арни прекрасно знал, что у него есть конкуренты, которые не всегда берут то, что есть и которые будут спорить до хрипоты за каждый доллар, и они также знали о существовании Арни. Арни знал, что клиенты не могут долго стоять и смотреть ему в лицо, сейчас особенно, потому что красная сыпь снова вернулась, и выглядело так, как будто он заснул в миске с сальсой. После того, как получишь наличку, всегда хочется прийти домой и помыть ее с мылом.

Судя потому, что от Джонни Эппика и его нанимателя, мистера Хэмлоу не было новостей, Дортмундер пришел к выводу, что у внучки были проблемы с составлением списка наследников, что его не сильно беспокоило, потому что он до сих пор не знал, что с ним делать. Так что пока не будем будить спящего пса Эппика.

И это отлично получалось до понедельника, до того момента, как Мэй ушла в «Сэйфуэй». Тогда и позвонил телефон, Дортмундер отложил «Дэйли Ньюз»- все равно в сегодняшних новостях он не увидел ни одного знакомого имени,– поднялся, прошел через кухню, поднял трубку и сказал:

– Мда.

– Мистер Хэмлоу хочет нас видеть. У него.

Дортмундер печальным голосом спросил:

– Мне опять нужно ехать на такси?

– Не думаю, что у тебя есть время идти пешком,– ответил Эппик и повесил трубку.

Швейцар с полным отсутствием эмоций на лице сказал:

– Второй джентльмен уже вас ждет.

– Да, я его вижу,– ответил Дортмундер. Он был не в настроении, потому что ему уже пришлось потратить столько денег, полученных от Арни Олбрайта.

А настроение Эппик, похоже, не было плохим, он просто наблюдал. Поднимаясь с кресла из кости носорога, он сказал:

– Судя по голосу, он не очень-то и в настроении.

– То есть как обычно.

– Может даже хуже, чем обычно.

Пока они поднимались в лифте, Эппик сказал:

– Посмотрим, как пойдет.

– Звучит как очень хороший план,– согласился Дортмундер.

Похоже, хорошего ожидалось мало. Мистер Хэмлоу в своем кресле ждал их на своем месте на отполированном полу в своем пентхаусе, но, когда они вышли из лифта, он не развернулся как в прошлый раз, не пригласил присесть. Он остался стоять на месте, они стояли перед ним, и, когда дверь лифта закрылась, он сказал:

– Хотел сказать вам лично. Я никого из вас не обвиняю в случившемся.

Эппик насторожился:

– Что-то произошло?

– В прошлую среду,– сказал мистер Хэмлоу,– мою дочь уволили. Она стеснялась мне рассказать, но сегодня утром пришло письмо, в котором был тот самый список наследников.

– В смысле тот, который попросил Джон,– уточнил Эппик, пытаясь уклониться от продолжения беседы.

– Да, конечно.

Мистер Хэмлоу сегодня казался еще более сморщенным, чем обычно, как будто из этого медицинского мяча вылезла набивка. Сегодня его взгляд был более беспокойный, чем взгляд ястреба, и даже красный берет сверху, который был похож на коктейльную вишенку сверху, не спасал положение.

– Я позвонил ей сразу как получил конверт,– сказал он,– она рассказала мне, что ее уволили, провожали с охраной до самых дверей и у нее практически не было времени, но она успела отправить мне конверт до того, как ее вещи проверили.

– Обыскали! Эппик был и удивлен, и возмущен одновременно.

Колено мистера Хэмлоу успевало дернуться два раза, пока он делал один кивок опечаленной головой.

– Теперь вот такая корпоративная этика на прощание,– сказал он. – Особенно, когда работник нарушает правила, что Фиона и сделала, по моей вине. Я виню в этом всем только самого себя, и больше никого.

Дортмундер, которому Фиона Хэмлоу своего рода нравилась, спросил:

– А какие правила она нарушила?

– Она выловила Ливию Нортвуд Уилер.