Я виню в этом всем только самого себя, и больше никого.
Дортмундер, которому Фиона Хэмлоу своего рода нравилась, спросил:
– А какие правила она нарушила?
– Она выловила Ливию Нортвуд Уилер. Она не имела права разговаривать с миссис Уилер, потому что она не работала по ее делам. Человек на должности Фионы – на бывшей должности Фионы – не может разговаривать с клиентом, пока не попросят.
– Это ужасно, мистер Хэмлоу,– сказал Эппик. Он искренне расстроился.
– Это все мой эгоизм, из-за него все это произошло,– вздохнул мистер Хэмлоу. – Все, мой эгоизм. Кого вообще интересуют старые обиды, старые истории? Кто сможет исправить ситуацию столетней давности? Никто. Виноватых больше нет. Люди, которые сейчас имеют к этому отношение, что бы они не сделали, мне они никогда больно не делали. А я только учинил трудности своей внучке.
– Мы все исправим, мистер Хэмлоу,– сказал Эппик, вдруг воодушевившись. – Когда мы заполучим этот…
– Нет.
Дортмундер уже понимал, к чему все это идет, но Эппик, похоже, еще нет. Он моргнул, сделал шаг назад к двери лифта.
– Нет? Мистер Хэмлоу, вы же не…
– Да,– на этот раз мистер Хэмлоу был абсолютно уверен в том, что говорит. – Пусть шахматный набор остается там, где он есть,– сказал он. – От него и так уже многие пострадали, пусть остается под землей.
«С удовольствием поддержу»,– подумал Дортмундер.
Но Эппик не собирался сдаваться.
– Сэр, но мы же работали над…
– Я знаю, Джонни,– сказал мистер Хэмлоу,– и я это очень ценю, но работа закончена. Пришлите моему бухгалтеру финальный подсчет, с вами сразу рассчитаются.
– Ну… – неуверенно сказал Эппик. – Если вы уверены.
– Уверен, Джонни. Спасибо и до свидания.
– До свидания, сэр.
Эппик уже развернулся, чтобы нажать на кнопку лифта, но Дортмундер решил напомнить о себе:
– Эй. А как насчет меня?
– Мистер Дортмундер,– сказал мистер Хэмлоу,– я вас не нанимал. Вас нанимал Джонни.
– Даже не смотри на меня, Джон,– сказал Эппик, как будто знал, что Дортмундер как раз собирается так поступить.
– Почему нет?
– Потому что, Джон,– ответил Эппик так, как будто ему приходилось объяснять элементарные вещи,– ты ничего не сделал.
Дортмундер не верил своим ушам.
– Я ничего не сделал? Я проехал всю Новую Англию, сидя на полу. Я все мозги себе ломал, пытаясь придумать, как можно вытащить этот чертов шахматный набор. Я ездил на такси чаще, чем девушки из эскорта. Я работал мозгами.
– Разбирайтесь вдвоем,– ответил мистер Хэмлоу. – Хорошего вам дня. И сейчас он развернулся и уехал в дверь, ведущую в другой коридор.
Эппик наконец-то смог нажать кнопку лифта.
– Ну, Джон,– сказал он,– думаю, ты должен считать это как положительный опыт.
Дортмундер ничего не ответил. Приехал лифт, они вместе зашли, он все еще ничего не сказал. Никаких эмоций на лице.
Уже на улице Эппик сказал:
– Не делай проблем, Джон. У меня все еще есть те фотографии.
– Я знаю,– сказал Дортмундер.
– Максимум, что я могу сделать,– предложил Эппик,– это оплатить такси для нас двоих до центра.
– Нет, спасибо,– ответил Дортмундер. Ему нужно было побыть одному, подумать. О том как взять реванш.
– Я пройдусь,– ответил он.
31
Как и многие сотрудники Полицейского управления Нью-Йорка Джонни Эппик не жил в пяти кварталах Нью-Йорка уже многие годы; вообще-то с тех самых пор, как он начал второй год службы, женился и съехал от родителей в Квинсе и создал свою семью – два мальчика и девочка, которые на данный момент уже успели создать свою семью, но профессию папы никто не продолжил – на Лонг Айленде. |