– Все, едет, можешь договариваться с художником, – поторопила я Мельникова.

– Хотя бы доесть имею право? – потрясая миской, спросил он.

– За еду не переживай, я о ней позабочусь, – ответила я, отобрав у Мельникова обед. – Скажешь старушке, что порция маловата, в следующий раз она принесет кастрюлю.

Пока Ленка добиралась до участка, а я поглощала доброхотное подношение неизвестной бабушки, Мельников успел обо всем договориться. Как только дежурный сообщил, что у входа дожидается некая особа, мы поспешили туда. Ленка выглядела напуганной, наверное, решила, что ее вызвали сюда для признания. Нужно предупредить, чтобы держала рот на замке и отвечала только на те вопросы, которые буду задавать я. Но Мельников был начеку и немедленно подступил к Ленке:

– Добрый день, проходите, пожалуйста. Побеседуем, а потом пообщаемся с нашим художником, – он подхватил ее под руку и увлек в свой кабинет.

– Разве меня не посадят в обезьянник? – выдала Ленка.

– Думаете, это разумно? – округляя глаза, спросил Мельников.

– Андрюша, зачем же так пугать девушку? – ласково спросила я, пытаясь перехватить инициативу. – Не видишь, она и так не в своей тарелке. Это для нас с тобой обстановка здесь привычная. Давай обойдемся без расспросов, просто сделай то, о чем я просила, и всё. А ты, Леночка, расслабься. Я вызвала тебя исключительно для того, чтобы ты описала того мужчину, о котором мы недавно разговаривали. Остальные подробности можешь оставить при себе, здесь они никого не интересуют.

И я одарила Мельникова ослепительной улыбкой, после чего он уже не мог вести допрос моей подруги.

– Ладно, не хочешь помощи, так и скажи. – Нахмурившись, он сменил направление и повел нас к художнику.

– Значит, тюрьма отменяется? – шепнула Ленка по дороге.

– Она и не планировалась, – тихо ответила я. – Будешь говорить только тогда, когда я разрешу, и все пройдет быстро и без последствий, поняла?

Ленка кивнула. Мельников оглянулся и окинул нас подозрительным взглядом. Он явно думал, что мы творим что-то незаконное, но решил подождать развития событий. Меня это вполне устраивало, пока я не была готова выложить ему Ленкину историю, а дальше будет видно.

У художника мы провели больше часа. Подруга волновалась и путалась в показаниях – то разрез глаз не могла вспомнить, то форму носа. С овалом лица тоже пришлось повозиться. Хорошо, что художник был настоящим профессионалом и на неуверенность реагировал адекватно, иначе не видать бы мне фоторобота до скончания века. По окончании сеанса я поспешила отправить подругу домой, чтобы она не болтала лишнего и не укрепляла подозрений Мельникова.

Проводив ее, я засела за просмотр полицейских сводок о неопознанных трупах, но совпадений не нашла. Тогда я решила отправиться в путешествие по моргам и больницам в надежде, что там мне повезет больше. Мельников обещал, в свою очередь, проверить все отделения на случай, если наш труп окажется вовсе не трупом, а хулиганом, попавшимся на другом преступлении.

По городу я моталась до самого вечера, но надежда на след мелькнула только дважды. Первый раз – когда я всеми правдами и неправдами прорвалась в морг туберкулезного диспансера и рассматривала тело человека, которого привезли в приемный покой минувшей ночью, а через несколько часов он отдал концы, и второй – когда санитарка из областной больницы опознала по фотороботу пациента, поступившего к ним с черепно-мозговой травмой двадцать четыре часа назад.

Увы, оба оказались не моими клиентами. На теле в морге не удалось обнаружить никаких повреждений: череп был цел, другие части тела тоже. Пришлось воспользоваться современными технологиями и отправить Ленке фото клиента для опознания.