Рыбаки эти палки пихали со всей силы, и катушки вертелись. И все

наматывали веревку. А тут мальчик какой-то закричал:

— Ой, тянут, тянут!

И еще мальчики побежали и стали рыбакам помогать крутить катушки. Я

тоже хотел побежать и тоже закричал:

— Ой, ой, тянут!

Бабушка меня за руку держала, а я вырвал руку и побежал. Бабушка не

побежала. А потом я прибежал, где рыбаки, и не мог достать, чтоб палку

пихать, и я стал мальчика одного сзади пихать, чтоб помогать. А они начали

смеяться, а я все равно пихал.

Тогда пришла бабушка и сказала, что я нехорошо делаю и дядям мешаю, и

они боятся, что на меня наступят.

Один дядя все кричал:

— А ну, еще! А ну, навались!

И я тоже кричал:

— А ну, навались!

Мне очень хотелось, чтоб и я тоже толкал, а бабушка сказала, что

довольно, и меня потянула. Я не плакал, потому что все глядели и мальчики

смеялись.

КАКИЕ В НЕВОД РЫБЫ ПОПАЛИСЬ

Потом я посмотрел на реку, а пробки совсем уж близко были. И рыбаки

пошли прямо в воду и стали тащить, где пробки. И стал из воды выходить

невод. И все люди побежали смотреть, что там будет.

А там большой-большой мешок. Он тоже из сетки, и в нем что-то было

видно. А потом его еще вытянули, и там были рыбы. Они очень блестели и

прыгали, а их вынимали оттуда.

Один — самый главный — рыбак все кричал:

— Гляди, щука! Береги руки!

Меня бабушка тянула вперед, чтоб я видел. А я все равно видел, я сел на

корточки и через ноги видел. Потому что дядя стоял. Если тетя какая-нибудь

станет, то юбка, и ничего не видно. А это впереди дядя был, что приехал с

лошадью. Я тоже закричал:

— Щука! Береги руки!

Этот дядя посмотрел на меня и потом говорит:

— А ты знаешь, какая щука?

Я ничего не сказал, потому что не знал, какая. А дядя вдруг схватил

одну рыбу и говорит:

— Вот она, щука! Сунь ей палец — откусит.

А я встал — и назад, потому что он прямо на меня щукой. Она хотела

выскочить, и я боялся — вдруг он ее пустит и она меня укусит.

А один мальчик мне показал руку.

— Вот, — говорит, — пальца нет. Это щука откусила.

Дядя взял и щукой на меня пихнул и крикнул:

— У-ух!

Я закричал:

— Ой!

И я зашел скорей за бабушку, потому что он мне щукой в самый нос, а она

живая. Потом были совсем широкие рыбы, и дядя говорил, что это лещи.

Рыб всех вынимали из невода, и там были совсем маленькие еще, с

красненькими перышками, и это окуньки, я знаю, потому что мы потом ели

таких.

Мы у той тети ночевали и вечером ели окуньков: у них красненькие

перышки снизу.

И еще я потому знаю, что один дядя-рыбак дал мне такого окунька и

сказал:

— Держи! Ты помогал, вот тебе за работу.

А я боялся держать, потому что он был живой и дергался. Я все-таки

держал, а потом дал бабушке, чтоб она держала. А в неводе все рыбы, рыбы, и

вдруг была шапка, совсем мокрая и черная. Бабушка сказала, что это

какой-нибудь мальчик уронил в воду, она намокла и потонула.

Бабушка сказала, что вот уже темно совсем и надо идти, что теперь рыбу

уже положили на телегу и вон дядя повез ее.

А мальчишки все набрали маленьких рыбок. Они в шапки набрали и понесли.

Я сказал, что тоже хочу в шапку, а бабушка сказала, что мне уже дали рыбку,

а они побольше — им и дали побольше.

Я сказал, что боюсь щуки. Бабушка сказала, что ее надо бояться.