Придя домой, я заглянул в спальню, нашел там разметавшегося во сне Тики. Прикрыл его одеялом кое-как, после чего пошел устраиваться на диване. Может, развести огонь в камине и пододвинуть диван поближе к нему? Нет, сил не осталось, да и тепло: дом прогрелся за день.

Я остановился. Прогрелся за день, но должен был вымерзнуть за ночь! Неужели?… Я бросился к камину.

По углям бегали струйки огня! Молчаливые, деловитые, без шипения и потрескивания.

Я подцепил кочергой клетку за кольцо и приподнял. Так и есть, на меня смотрят две недовольные красные мордочки, шипастые, зубастые, очень симпатичные. Намного симпатичнее, чем в книжке. Умные, я бы сказал, мордочки.

–Ну что, ребятки, ожили? - спросил я. Они смотрели на меня, не моргая. - Ничего, все будет хорошо, - я поворачивал клетку, пытаясь разглядеть пол саламандр. Если бы они расплодились, то можно было бы устроить целую систему отопления и не жаться к камину каждую ночь, не подкладывать в кровать грелку, не ходить по дому в шерстяных носках. - Как вам тут, нравится? Угля хватает?

Я бормотал скорее для себя, потому что они с людьми не общаются. Неизвестно даже, понимают ли меня. Правда, эти, кажется, понимали, что я говорю, но на ответ не собирались размениваться.

–Ладно-ладно, - сказал я и опустил клетку в угли, слегка ее закопав. - Грейтесь, обустраивайтесь. Живите, в общем. Клетка не тесная?

Я не был специалистом по разведению саламандр. Может, сходить к кастелянше в замок и спросить у нее? А вдруг окажется, что частным лицам нельзя держать этих волшебных зверей, и у меня их отберут? Нет уж. Пусть здесь остаются.

Только бы Тики не проболтался.

Ну да как-нибудь.

Сон, вытесненный возрождением саламандр, вернулся. Кое-как поддерживая веки - чтобы обо что-нибудь не споткнуться, - я добрел до дивана и заснул.

Второй день самостоятельной жизни начался с отвратительной ссоры: Тики, проспавшись, сунулся меня будить с утра. Я же, не разобравшись и, если честно, не соображая ничего - после трех часов сна! - на беднягу накричал. Когда меня будят, а я спал мало, я зверею. Пожалуй, это единственный случай, когда я абсолютно не способен себя контролировать, отсылаю всех без разбора.

Тики обиделся и собрался уйти, хлопнув дверью. Это хлопанье так ярко стояло у него в сознании, что я предслышал его, предощущал, как сотрясется моя лачуга. Я едва успел поймать мальчишку, когда он хватался за ручку входной двери и рвал ее на себя. Вернее, я поймал дверь, не дал ей открыться.

Все утро мы посвятили выяснению отношений, причем самым некрасивым образом: кричали друг на друга в голос. Он обзывал меня (от Винеса набрался?), обвинял в бесчувственности, я пытался довести до его сознания, что он-то спал всю ночь, а я в это время ходил по морозу! Это не повод для того, чтобы кричать на него, стоял на своем Тики. Но зато это повод, чтобы не будить меня, возражал я. Так я же не знал, защищался парень. Но ведь ты мог и сообразить, что я сюда за этим и приглашен, чтобы ночью, слышишь, ночью заниматься всякой ерундой! Почему ерундой, обиделся он. Потому что какой-то идиот балуется, а я из-за него не сплю по ночам, а теперь мне еще и с утра не дают поспать! Ну и спи, надулся Тики. Ты меня уже разбудил, сказал я, я теперь из-за наших криков два дня спать не смогу. Почему? Потому что терпеть не могу выяснений отношений. Почему? Потому что слишком ясно, ярко, четко, сильно чувствую и близко к сердцу принимаю всю ту временную злобу, которую в таких ссорах каждый стремится вылить на оппонента. Кого? Противника. А почему временная? Потому что на самом деле в жизни никто из ругающихся так не думает и не чувствует. Но моменты ссоры обида усиливает все неприятные чувства, вспоминаются старые обиды, недомолвки, все это взрывается в тебе, и ты от взрыва слепнешь и глохнешь, слышишь только свою обиду, свое неисполненное желание, тебе плохо, и хочется, чтобы и другому было так же плохо, а лучше, чтобы еще хуже, чтобы он почувствовал и понял, как тебе плохо.