Лорд Харгрейв представил маркизу свою дочь с видом фокусника, эффектно извлекшего кролика из шляпы.

Очевидно, он полагал, что без хлопот нашел ей знатного и богатого мужа, который с радостью предложит миловидной, темноглазой Эмили свою руку и сердце.

Маркизу сразу стало ясно, что он угодил в ловушку. Он не смог скрыть раздражения и заявил, что его интересуют картины, а жениться в ближайшие несколько лет он не собирается. Иными словами, он ясно дал понять, что на него незачем рассчитывать на брачном рынке.

«Неудивительно, — признался он себе, — что лорд Харгрейв, столь искренне желавший счастья своей дочери, счел наш брак делом решенным и отнесся ко мне как к будущему зятю».

Маркиз успел к этому привыкнуть — отцы и матери большинства девиц на выданье охотились за ним уже несколько лет, с тех пор как он кончил Итон.

Он был не только несметно богат, а его фамильный особняк и имения по праву считались лучшими в Англии. Внешность маркиза привлекала ничуть не меньше.

Он был так хорош собой, что лишь его незаурядная изворотливость и некоторая доля упрямства помешали прозвищу Красавчик Рэкфорд прочно утвердиться в обществе.

Им восхищались и мужчины, и красивые светские дамы, всеми силами пытавшиеся привлечь его внимание к своим прелестям.

Известный яхтсмен-любитель, он главенствовал в клубе, объединяющем его единомышленников, и правил экипажем лучше любого кучера, неизменно побеждал в дуэлях на шпагах и пистолетах и был превосходным наездником.

Кроме того, он играл заметную роль в палате лордов, многие политики искали у него поддержки и прислушивались к его мнению.

Принц Уэльский не только называл маркиза своим близким другом, отнюдь не кривя душой, но и всякий раз советовался с ним, когда речь заходила о произведениях искусства, по праву считая его большим знатоком в этом деле. Маркиз служил для принца неиссякаемым источником информации о многих вещах.

Пристрастие принца к картинам и другим произведениям искусства, изысканной мебели и всему, что способно еще более прославить резиденцию принца Карлтон-хауз, давало карикатуристам обильную пищу, и они постоянно изощрялись в насмешках.

Долги принца Уэльского росли с каждым годом, что приводило в ярость и народ, и членов парламента, но сокровища, на которые он тратил столь огромные суммы, вызывали зависть у всех ценителей искусства.

Несомненно, Карлтон-хауз был великолепен!

Дворец был подарен принцу королем и стал его лондонской резиденцией. В ответ благодарный принц обещал не продавать свои земли, оплачивать работы по реконструкции и ремонту дворца, а также налоги и следить за парками, окружавшими Карлтон-хауз.

Сам по себе дворец не привлекал особого внимания. Его выстроили в восемнадцатом веке, и прежде в нем жила бабушка принца, вдовствующая герцогиня Уэльская.

Принц, став его хозяином, решил превратить его в английское подобие Версаля. Он нанял архитектора Холланда и в 1783 году переехал в Карлтон-хауз и стал наблюдать за развернувшимся строительством.

Его отличный вкус наконец-то пригодился для отделки и меблировки комнат.

Карлтон-хауз украсили картины, зеркала, бронза, севрский фарфор, редкие гобелены и прочие драгоценности, и теперь он смело мог соперничать с Версалем и дворцами в далекой северной столице — Санкт-Петербурге.

Принц часто бывал на аукционах, заезжал в антикварные магазины и постоянно покупал раритеты, способные украсить тот или иной зал Карлтон-хауза.

Принц считал маркиза одним из своих ближайших друзей, хотя тот был моложе его на целых двенадцать лет. Он дорожил советами приятеля и иногда даже следовал им.

Большинство друзей принца либо пытались высказывать свои суждения о его сокровищах, совершенно не разбираясь в искусстве, либо были равнодушны к его дорогостоящему увлечению, и маркиз выгодно выделялся на этом фоне.