И Говард, к сожалению, тоже…
К сожалению…»
Эллери не на шутку рассердился на себя.
«Возможно ли, что двое мужчин, живущих в одном доме, в равной мере были склонны составлять анаграммы?
Черт побери, почему бы и нет. Ведь немало мужчин, живущих в одном доме, в равной мере склонны пить бурбон, а не что-нибудь еще. Как бы то ни было, такое случается. Как бы то ни было, Говард мог перенять это увлечение у Дидриха. Как бы то ни было, зачем я ломаю над этим голову?»
Теперь он пришел в ярость от собственного упрямства.
«Дело закрыто. Решение было безупречным. Эй, ты, чертов дурень, перестань морочить себя старыми бреднями, думать о покойниках, похороненных год назад, и принимайся за работу!»
Однако все мысли, рождавшиеся у Эллери, упорно вращались вокруг анаграммы.
Через десять минут Эллери опять сел за стол, грызя ногти.
Но если Говард, по всей вероятности, перенял увлечение у Дидриха, если Говард был любителем анаграмм по ассоциациям и если Говард вообще составлял анаграммы, то почему он написал о ласковых именах Лиа и Саломина подобную фразу: «Откуда он их взял?!!»
Имена не давали Говарду покоя. Они его тревожили. И тем не менее источник их происхождения оставался ему неведом. Эллери любил анаграммы и определил источник их происхождения за пять минут. «Ну да это глупо!»
Он попытался вновь приступить к роману. И вновь потерпел поражение.
Было пять минут одиннадцатого, когда он заказал телефонный разговор с Конхейвеном.
«Я просто поговорю по телефону, — убеждал он себя. — А потом вернусь к работе».
— Детективное агентство Конхейвена, — произнес мужской голос.
— Э… э… здравствуйте, — неуверенно начал Эллери. — Меня зовут Эллери Квин, и я…
— Эллери Квин из Нью-Йорка?
— Да, верно, — подтвердил Эллери. — Э… знаете, Бер-мер, меня кое-что беспокоит в связи с одним старым делом, и я решил проверить ряд подробностей. А потом я с облечением вздохну, совсем как старая дама в кресле-качалке, разматывающая клубок ниток.
— Ну конечно, Эллери. Я сделаю все, что смогу. — Бермер держался подчеркнуто дружелюбно. — И я причастен к этому делу?
— Да, в какой-то степени.
— А о каком деле идет речь?
— О деле Ван Хорна из Райтсвилла. Год тому назад.
— О деле Ван Хорна? Сколько же вокруг него было шума! Мне и самому захотелось поучаствовать. Тогда бы мне достался хоть кусочек газетной полосы, а то вы все себе заграбастали, — засмеялся Бермер, дав понять, что говорит с Эллери как мужчина с мужчиной.
— Но вы в нем участвовали, — возразил Эллери. — Нет, разумеется, не в этой хорошо оплаченной газетной грязи, а немного раньше. Вы ведь провели одно расследование для Дидриха Ван Хорна и…
— Для кого я провел расследование?
— Для Дидриха Ван Хорна. Отца Говарда Ван Хорна.
«Я обратился в одно респектабельное агентство в Конхейвене».
— Для старика этого убийцы? Эллери, да кто вам об этом сказал? — удивился Бермер.
— Он и сказал.
— Кто-кто?
— Старик этого убийцы. Могу привести вам его слова: «Я обратился в одно респектабельное агентство…»
— Ну, это не ко мне. Я никогда не работал ни на кого из Ван Хорнов. Не судьба. Возможно, он имел в виду агентство в Бостоне.
— Нет, он говорил о Конхейвене.
— Один из нас, наверное, пьян! И что же я должен был расследовать?
— Вы должны были отыскать настоящих родителей его приемного сына. |