— Ты тоже будешь против, когда узнаешь правду.

— Какую правду?

— Ты всегда была… как бы это сказать… слепой. Они не могут пожениться, потому что Кэри — сын Бруно и, следовательно, брат Кэтрин.

— Нет!

— Да! И Колас тоже. Ты же не думаешь, что у Ремуса могли быть сыновья, не правда ли?

— Но он был твоим мужем. Кейт рассмеялась, но смех ее не был ни веселым, ни приятным.

— О да, конечно, он был моим мужем, но он не был отцом моих детей. — Разве это так трудно понять? Нас ведь было трое, когда мы играли на траве в Аббатстве? И разве ты не знала, какими были наши отношения? Бруно не святой, хотя очень часто изображает святого. Он любил меня. Он желал меня. Но для тебя и для меня, конечно, он был Святым Дитя. Мы обманывали себя, разве нет?.. Но это было волнующе. Мы были в обществе одного из Богов, спустившегося с высот Олимпа. Он был язычником. И в то же время святым. В любом случае он отличался от всех, кого мы знаем. И он был важен для нас обеих. Но я всегда была единственной для него, Дамаск. И ты знала это. Он пришел в Кейсман-корт, когда Аббатство было распущено. Он любил меня и хотел, чтобы мы были вместе, но как я могла выйти замуж за нищего! И был Ремус, который так много мог предложить. Поэтому я вышла за Ремуса. Но до этого мы с Бруно стали любовниками. Но выйти за него замуж, нет! Замуж я пошла за Ремуса. Я думаю, что в это время Бруно был близок к тому, чтобы возненавидеть меня. Ты знаешь, как яростно он умеет ненавидеть… Он ненавидит всех тех, кто унижает его гордыню. Кезаю, свою мать. Амброуза, своего отца. Меня за то, что я предпочла жизнь в роскоши с Ремусом жизни с ним в нищете. Поэтому до моего замужества у нас было лишь нечто вроде любви — но это не было любовью от всего сердца. Нами обоими двигало честолюбие. Мною — любовь к роскоши, им — его гордыня, его вечная, переполняющая его гордость. Я считала, что он не может дать мне того, что мне нужно, и, отказав ему, я ранила его там, где он был более уязвим. Но факт остается фактом — Бруно — отец моего сына и твоей дочери, а брат и сестра не могут вступить в брак.

— О, Боже! — воскликнула я. — Что мы сделали с этими детьми?

— Более важный вопрос, Дамаск, — возразила Кейт, — что нам самим делать?

— Ты сказала им, что они не могут пожениться, но не раскрыла причину? Кейт кивнула:

— За это они меня и ненавидят. Они считают, что я ищу для Кэри наследницу знатной семьи.

— Это очевидно. Мы должны сказать им правду. Это единственный выход.

— Я так и думала, но сначала я обязана была сказать тебе, и мы должны поговорить с Бруно.

Бруно стоял в зимней гостиной, его лицо было освещено, и, казалось, что от него исходит сияние. Я сказала:

— Бруно, Кейт приехала с ужасной проблемой: Кэт и Кэри хотят пожениться.

Я пристально посмотрела ему в лицо. Он сказал:

— Ну и что?

Мне не верилось, что его это так мало волнует. Я воскликнула:

— Кейт рассказала мне, что Кэри твой сын. Разве ты забыл, что и Кэтрин твоя дочь?

Бруно почти укоризненно посмотрел на Кейт.

— Ты сказала обо всем Дамаск?

— Я подумала, что это необходимо. Бруно холодно возразил:

— Это должно было оставаться тайной. Свадьбу можно предотвратить под другим предлогом.

— Под каким? — воскликнула я.

— Разве родители обязаны объяснять детям причины? Мы не хотим, чтобы этот брак состоялся. Этого достаточно.

В этот момент я ненавидела его и понимала так, как никогда. Его беспокоило не затруднительное положение сына и дочери, а то, как это отразится на нем.